Как и все подобные места, огромный чердак в доме Джилмановбыл заполнен старыми коробками, чемоданами, развалившимися стульями, сломанноймебелью. Чувствовался запах некрашеного дерева. Поднимаясь на чердак старогодома, человек всегда ощущает особую атмосферу спокойствия и уединенности. Нанижних этажах бурлит жизнь, темп которой постоянно увеличивается с развитиемцивилизации, однако на чердаке, отделенном от остальной части дома изаполненном предметами давно ушедших дней, все тихо, никто никуда не торопится,пытаясь шагать в ногу с современностью. Время здесь, похоже, останавливается.
Атмосфера чердака успокоила Мьюриель. Она заглянула во всеуголки, чтобы удостовериться, что там никого нет. Спускаясь по лестнице, онауже не рисовала в уме жуткие картины.
Внизу лестницы ее ждала сводная сестра, Гламис Барлоу,кипевшая от негодования.
Гламис предпочитала спать в чуть ли не абсолютно прозрачныходеждах, облегающих фигуру. Волосы цвета меда обрамляли горящие гневом голубыеглаза.
– Что ты там бродишь среди ночи? – проворчала Гламис.
– Прости, Гламис, – извинилась Мьюриель. – Я… я искала…
– Что? – потребовала ответа Гламис, когда Мьюриельзамолчала.
– Мне требовалось туда подняться. Я старалась двигатьсятихо.
– Мне показалось, что там бесится табун лошадей, – сказалаГламис. – Ты ходила прямо над моей комнатой.
– Извини.
Внезапно Гламис рассмеялась.
– Прости, Мьюриель. Я ужасно ворчлива так рано утром. Кофеготов?
Мьюриель кивнула.
– Я не чувствую себя человеком, пока не выпью кофе. Сейчасспущусь и налью себе чашечку, а потом пойду дальше спать. Ты закончила своидела на чердаке?
– Да, – кивнула Мьюриель. – Не беспокойся, Гламис. Еслихочешь, я принесу тебе чашку сюда. Черный?
– Да.
– Прости, что я тебя разбудила, – еще раз извиниласьМьюриель. – Я готовила завтрак папе.
– На чердаке? – рассмеялась Гламис.
Мьюриель похлопала ее по плечу.
– Возвращайся в постель, Гламис. Я сейчас принесу кофе. Я нехотела будить тебя.
– Да все в порядке. Однако у нас ночует Хартли Эллиотт, аему нужно выспаться.
– Правда? – воскликнула Мьюриель.
– Да. Он в розовой комнате. Мы вернулись уже утром, да ещепосидели немного на крыльце. Когда Хартли стал заводить машину, оказалось, чтоон забыл выключить зажигание и сел аккумулятор. Так что я предложила емуостаться у нас ночевать.
– А твоя мать знает? – поинтересовалась Мьюриель.
– Конечно, нет, она спала. Ты что, предполагала, что яразбужу мать, чтобы сообщить ей, что я пригласила кого-то у нас переночевать?Мне двадцать лет, а если тебя беспокоят вопросы приличия… – Внезапно Гламисзамолчала, и в уголках ее рта появилась улыбка. – Я просто свинья по утрам, нетак ли? – усмехнулась она.
Мьюриель снова похлопала ее по плечу.
– Я принесу тебе кофе, Гламис. Иди в кровать, а тозамерзнешь, ты ведь практически голая.
– Да? – переспросила Гламис, проводя руками по прозрачнойодежде.
Она расхохоталась, а потом босыми ногами бесшумно пошла попокрытому ковром коридору.
Мьюриель спустилась на первый этаж, уверенная, что покакой-то причине ее отец мгновенно сорвался к себе в контору, не успевпопрощаться. Возможно, вспомнил что-то, что забыл сделать. Не исключено, что наутро была назначена встреча, о которой он совершенно забыл.
Мьюриель пребывала в отличном расположении духа, наливаяГламис кофе из электрокофеварки. Она положила на тарелку тонкий кусокпрожаренного хлеба. Гламис очень внимательно следила за фигурой и хотела иметьее именно таких объемов, чтобы быть наиболее обольстительной. Вечером онаиногда допускала несколько лишних калорий, однако ее завтрак всегда состоялтолько из черного кофе и тонкой сухой гренки.
Гламис сидела в кровати, поджав колени.
– О, Мьюри! – воскликнула она. – Ты вспомнила даже о гренке!
Она с благодарностью посмотрела на сводную сестру.
– Проголодалась? – поинтересовалась Мьюриель.
– Ужасно, – призналась Гламис. – Я всегда просыпаюсь сволчьим аппетитом. Если бы я только позволила себе расслабиться, я бы, кажется,целую гору съела. – Она потянулась, затушила сигарету в пепельнице, протянуларуку за кофе, подняла глаза на Мьюриель и заметила: – Не представляю, как тебеэто удается.
– Что удается? – не поняла Мьюриель.
– Ты все делаешь, словно хорошо смазанная машина. Ты всегдаспокойна, у тебя все получается, из тебя ключом бьет энергия. Я не в состоянииногой пошевелить, пока не выпью кофе, а потом мне еще требуется где-то сполчаса, чтобы прийти в себя.
Гламис отломила кусочек хлебца, положила в рот и запилакофе.
Внезапно она отодвинула тарелку и чашку от кровати,улыбнулась Мьюриель и опустила голову на подушку.
– Спасибо, дорогая, – поблагодарила она. – Я еще несколькочасиков поваляюсь.
Мьюриель, тихо закрыв за собой дверь, вышла из комнаты ивернулась в столовую. Сегодня у повара был выходной, а горничная обычноприходила позднее, чтобы вымыть посуду и убрать дом.
Мьюриель снова почувствовала себя неуютно, взглянув наобеденный стол, яичницу с колбасой на тарелке и на газету на полу. То, что отецушел не попрощавшись, было ему не свойственно, потому что он всегда проявлялвнимание к людям, даже в мелочах, и он точно знал, что Мьюриель находится вкухне…
И тут она заметила его портфель.
Отец ни при каких условиях не отправился бы к себе в конторубез портфеля. Девушке было точно известно, что в нем лежат бумаги, над которымиотец трудился вчера вечером и сегодня первым делом собирался что-то по нимдиктовать своей секретарше. За завтраком он даже на минутку вынимал картоннуюпапку, в которой они хранились, чтобы уточнить какой-то вопрос, и сделал длясебя пометку.
Мьюриель пересекла комнату, взяла портфель в руки и открыла.
Договоры находились в папке.
Мьюриель вынула их, пролистала, а затем обратила внимание наприписку, сделанную рукой отца, на картонной папке:
«В случае возникновения каких-либо проблем следуетнемедленно связаться с Перри Мейсоном, адвокатом. Никому больше не звонить».
Под посланием, написанным чернилами, стояли инициалы отцаМьюриель. Последняя буква оказалась слегка смазанной, словно папку быстрозакрыли и убрали назад в портфель, не дав чернилам высохнуть. Там также былуказан телефон, предположительно адвокатской конторы Перри Мейсона.
