не был, Натан. Температура у гофмановской электропечи градусов 70.
— Я бы сейчас погрелся, Паша. Честно тебе говорю. Постоянный холод и мороз меня доконают.
— А ты попробуй поработать, когда у печи плюс 70 градусов, а в поле минус 30. Еще хуже будет. Не дай бог тебе в Ялту, Натан.
— Мне все равно где умирать, Паша.
— Я на фронт хочу проситься.
— Да почти все туда просятся, Паша. Не знал? Даже на передовой лучше, чем здесь. Нормы на заводе выросли, а кормежка такая, что скоро ноги протянем.
— Говорят участок работы у нас важный, Натан. А немец-то слышно прёт. Потому легче не будет.
— И я про то.
— Так у меня же статья расстрельная, Натан. Тебе только десятку дали, а мне высшую меру социальной защиты расстрел. Потом заменили на пятнаху. Два года сижу. В первом лагере едва не прирезали уголовники. Перевели сюда. Полгода здесь, а уже на скелет похож.
— То ли еще будет, — мрачно сказал Гинсбург.
— Ты ведь в медицинском учился, Натан?
— Учился, пока сюда не загремел.
— В медчасти тебе стоит пристроится. Там персонала не хватает. Я слышал. И работа легче и кормежка лучше.
— А ты?
— Ты про себя думай, Натан. Кашляешь. Молочка бы горячего попить. А у нас в бараке и простого кипятка не будет сегодня.
— Молоко, — произнес Натан. — Слово какое теплое. Ты задумывался, Паша, над тем, что мы стали именно здесь ценить простые радости. Просто посидеть в тепле и выпить стакан молока.
— Тебе нужно попасть в медчасть, Натан. Вчера ведь у нас в бараке одного на больничку отправили.
— Я до такого состояния еще не дошел, Паша. Это как судьба повернет. Может сегодня нам и повезет?
Свиридов грустно улыбнулся…
* * *
Но слова Натана оказались пророческими. В тот же вечер Павлу улыбнулась удача. Его неожиданно вызвали к начальнику лагеря старшему майору Лепилову.
Начлагу позвонили из Москвы:
— Александр Павлович?
— Лепилов у аппарата.
— Это Максимов, здравствуй Александр Павлович.
— Рад слышать тебя, Владимир Иванович.
— У тебя есть заключенный Свиридов Павел Петрович.
— Есть такой. Ныне в похоронной команде состоит. Вернее состоял.
— Что значит, состоял? — спросил встревоженный Максимов.
— А то и значит, что люди у меня мрут как мухи. Я ведь уже докладывал, что за месяц в лагере умерло 1742 человека. И сделать ничего не могу. Травматизм, болезни кожи, истощение и цинга. Снабжение чрезвычайно скудное. А требуют повышать и повышать нормы.
— Но я просил тебя, Александр Павлович.
— Сделал всё что мог. Я сейчас выясню что с твоим Свиридовым.
Лепилову доложили, что зк Свиридов жив и по-прежнему состоит в похоронной команде.
— Жив твой парень. Владимир Иванович.
— Готовь его к «выписке», Александр Павлович. Сегодня получишь его документы.
— Готовить Свиридова к «выписке»? Я не ослышался, Владимир Иванович?
— На этот раз все точно, Александр Павлович.
— Ну и слава богу, Владимир Иванович.
— Завтра утром за ним машина придёт. Приказ подписан генеральным комиссаром госбезопасности. Теперь Свиридов снова капитан НКВД. Вернее, уже не НКВД, а НКГБ. Но про это ты сам ему все расскажешь и приказ зачитаешь!
* * *
Лепилов прочитал документы, которые ему доставили.
«Постановление Военной Коллегии Верховного Суда СССР.
Прекратить дело и полностью реабилитировать капитана Свиридова Павла Петровича.
Снизить наказание до фактически отбытого им срока и из-под стражи освободить».
И выходило, что теперь «зк» Свиридов офицер государственной безопасности.
Начальник лагеря отложил бумаги.
«Вот как бывает. Захотел всесильный Берия и летит капитан Свиридов из лагеря белым лебедем. В Москву летит. Уговорил-таки Максимов отпустить его ученика. А ведь по какому делу парень в лагере оказался. И сам признание подписал. Был после суда в бериевском списке по 1-й категории5. Не думал я, что Берия простит его. Но Максимов просто волшебник».
Лепилов хорошо знал, за что взяли Свиридова. После ареста тогдашнего комиссара госбезопасности Ежова6 дело завертелось большое. Арестовали многих его сподвижников, и в их числе был дивизионный комиссар Владимир Константинов, который показал на следствии, что и капитан Свиридов был также близок к Ежову7, как и он сам. Военной коллегией Верховного суда СССР капитан был осужден за принадлежность к антисоветской военно-троцкистской организации и приговорен к расстрелу.
Максимов пытался убедить, что его протеже к делу никакого касательства не имеет и Константинов просто оговорил его на следствии. Личного знакомства с Ежовым у Свиридова не было. Они даже не встречались. Где Свиридов, а где сам глава НКГБ Ежов.
Лепилов понимал, что Константинова избивали, и он подписал признание и назвал в соучастниках первых попавших на память людей. Но дело было громкое. И менять никто ничего не стал. Максимову удалось только спасти Свиридову жизнь.
— Фатеев! — громко произнес Лепилов.
В кабинет вбежал молодой лейтенант.
— Товарищ старший майор!
— ЗК Свиридова ко мне! Немедленно!
Лейтенант исчез.
Александр Лепилов был человек прямой и честный. В зеках он видел людей и делал все, чтобы жизнь их облегчить. Но много ли он мог? Время настало суровое. Шла война и с него самого спрашивали. Потому сейчас он обрадовался, что Свиридова вызвали в Москву.
* * *
Заключенный сбил снег с ботинок и, постучавшись, вошёл в кабинет начальника лагеря.
— Осужденный Свиридов явился по вашему приказанию, гражданин начальник.
Лепилов с минуту молча смотрел на пришедшего затем сказал:
— Знаешь, зачем зван?
— Никак нет, гражданин начальник.
— Ты хотел проситься на фронт, Свиридов? Ничего не путаю?
— Так точно, гражданин начальник.
— Твое желание исполнилось, Свиридов.
ЗК молча, не шевелясь, стоял перед начлагом.
«Неужели на фронт? Или шутит начальник?»
Лепилов встал со стула, взял в руки лист бумаги и стал читать:
— «Постановлением Военной Коллегии Верховного Суда СССР дело против Свиридова Павла Петровича прекращается. Свиридова Павла Петровича из лагеря освободить и вернуть по прежнему месту жительства в город Москву. Приказом генерального комиссара государственной безопасности Свиридова Павла Петровича вернуть на работу в органы НКГБ с возвращением ему прежнего специального звания капитана НКГБ СССР. Направить Свиридова П.П. в распоряжение начальника 2-го отдела НКГБ СССР Комиссара государственной безопасности Максимова В.И.».
Павел был так поражён услышанным, что не мог поверить в то, что это наяву. Его не только освобождали, но возвращали звание. Больше того он был вызван в Москву в распоряжение начальника 2-го отдела НКГБ.
Лепилов отложил лист и спросил:
— Ты служил до ареста в особом отделе НКВД, Свиридов?
— Так точно. Я был сотрудником 5-го отдела Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР до моего ареста.
— С 3 февраля 1941 года путем разделения Народного комиссариата
