Владимир Андриенко
Протокол допроса: Крыса в норе
Пролог
Адмирал Канарис
Берлин.
Штаб-квартира Абвера.
Набережная Тирпиц, Тирпицуфер, 78.
Август, 1943 год.
Полковник Абвера Густав Штольце.
В августе 1943 года полковник Абвера Густав Штольце[1] вспомнил июль 1941 года. Тогда на совещании у адмирала Канариса он узнал, что фюрер утвердил 16 июля немецкую оккупационную политику по отношению к СССР. Гитлер собирался разделить Россию и управлять ею как колонией, игнорируя стремления национальностей СССР к автономии.
– Фюрер сказал, – сообщил адмирал, – никакой автономии частям Советской России! А в министерстве Восточных территорий у Розенберга ранее много говорили о создании национальных государств под контролем Германии.
– Но, адмирал, мы ведь уже продумали возможность создания ряда автономных образований на Востоке! – возразил полковник Геллер из штаба «Валли-1»[2]. – Это даст нам возможность использовать один народ бывшего СССР против другого. Белоруссия и Украина! Грузия и Азербайджан! Это сразу ослабит силы Сталина!
– Фюрер считает, что представители низшей расы не могут руководить государственными образованиями. Путь они даже и будут зависеть от Германии.
– Однако, – начал Геллер, – господин адмирал…
Но Канарис прервал его:
– Наша задача усилить работу секретной службы против России. Фюрер сказал, что он в этом особенно заинтересован. Он рассматривает любую информацию о мероприятиях Сталина внутри страны, как дело величайшей важности.
Тогда Штольце тихо сказал, стоявшему рядом, капитану Лайдеюсеру:
– Геллер несет чепуху.
– Но ведь план Розенберга предусматривает создание ряда государств-сателлитов Германии на восточных территориях, – ответил Лайдеюсер.
– Никаких государств. Это будут территории рейха. Наше жизненное пространство. К зиме Россия будет повержена. Это обеспечит нам гений фюрера, капитан…
* * *
Прошло два года и Густав Штольце снова был на одном из секретных совещаний в генеральном штабе на Бендлерштрассе. После его завершения он прошел по переходу в здание штаб-квартиры Абвера на Тирпицуфер и добился личной беседы с адмиралом Канарисом.
Полковник Штольце сильно изменился и мыслил летом 1943-го совсем не так, как летом 1941-го года. Он больше не верил в гений фюрера. Ошибочность политики руководства рейха на оккупированных землях была для него очевидна.
Он подготовил докладную записку по армии генерала Власова и о том, какую поддержку она может оказать Германии в сложившейся обстановке. Он хотел предоставить право Власову создать свою секретную службу при условии, что со всей полученной информацией Власов будет знакомить и Абвер. Штольце верил – русские коллеги будут работать с энтузиазмом, зная, что они сражаются за новую Россию.
Полковник считал себя специалистом именно по Восточному вопросу, хотя и был переведен из структуры Абвер-Ост в Абвер-Вест[3] в середине 1942 года.
Он хотел познакомить адмирала со своим проектом.
– Вы хотели меня видеть, полковник?
– Я давно добиваюсь встречи с вами, адмирал. Личной встречи.
– У вас есть что-то важное, Густав?
– Да, адмирал.
– Прошу вас.
Штольце доложил Канарису:
– Дело касается использования русских в войне против большевиков.
– Русских? Но я думал, что вы сейчас занимаетесь исключительно западным направлением, Густав.
– Я понимаю важность восточного фронта, адмирал, и считаю это направление более важным в нынешней обстановке.
– Я готов вас выслушать, полковник. Вы хотите коснуться партизанской войны, насколько я понял?
Штольце начал:
– Партизанская война, с которой мы столкнулись, и любое активное движение сопротивления могут развиваться в широких масштабах лишь при наличии идеи. Идеи, которая объединяет участников движения.
– Что вы этим хотите сказать, Густав?
– Только то, адмирал, что эта идея должна быть достаточно сильной для того, чтобы возбуждать энергию и решимость борцов. И мы сами питаем эту идею, адмирал.
– Вы хотите сказать, что рейх породил сопротивление? В чем-то вы правы, Густав.
– Когда я работал на Востоке в 1941 году, я был уверен, что наша победа близка. Но после поражения под Москвой многое изменилось. Нужно пересмотреть наши методы на оккупированных землях, адмирал. Ведь совершенно очевидно, что ставка на грубую силу себя не оправдала. Многие лидеры держав, которые сражаются против нас, развивают эту форму войны и используют партизанские части. Я много беседую с русскими консультантами. И они уверяют меня, что сам Сталин только приветствует наши жестокости в отношении их мирного населения. И это можно сказать и о де Голе. Он сидит в Англии и радуется нашим провалам. Ведь движение сопротивления во Франции не стало слабее. А только усилилось. Они отвечают нам жестокостью на жестокость.
– Вы хотите сказать, что методы, которые мы применяем неэффективны.
– Это говорю не я, адмирал. Это говорят факты.
– Я это вижу, Густав. И я рад, что вы стали реалистом. Но что делать?
– Нужно доложить фюреру. И предложить ему план по выходу из кризиса. Мы еще способны это сделать!
Канарис усмехнулся. Подобные мысли пришли в голову не только Штольце. В последние месяцы об этом говорили многие.
– Что же вы предлагаете конкретно, Густав?
– Я разработал кое-что по Русской освободительной армии генерала Власова.
– Не думаю, что подобный доклад будет принят фюрером благосклонно, Густав. Фюрер не доверяет Власову и утверждает, что эту армию для широких боевых действий использовать нельзя.
– Почему же?
– Фюрер не считает этих солдат надежными. Никакой самостоятельности он Власову не даст. Вооружать РОА Власова он не желает. Это его мнение. И не думаю, что его можно изменить сейчас. После Сталинграда и Северной Африки[4] фюрер заявил, что даже германский народ не оправдал его надежд.
– Я хотел задать вам один вопрос, адмирал. Вы бываете в ставке часто.
Канарис понял, о чем желает спросить Штольце. У фюрера обнаружились симптомы болезни Паркинсона. Эти слухи беспокоили многих в руководстве Германии.
– Вы о болезни фюрера?
– Да. Ходят слухи…
– Доктор Кринис[5] и профессор Брандт[6] сделали заключение, что у фюрера наступило хроническое перерождение нервной системы. Во время своих речей на публичных выступлениях фюрер выкладывается на полную. Это истощает его.
– Что врачи?
– Фюрер не слушает ни Брандта ни Криниса. Он обратился к доктору Морелю. А Морель[7] считает, что симптомы болезни связаны со способностью фюрера к массовому внушению.
– А что другие врачи из окружения фюрера?
– Мюнхенский врач доктор Гудбарлетт, ныне принадлежащий к самому близкому окружению фюрера, верит в «звездный маятник» и считает, что фюрер непогрешим. Это мессия, который приведет германский народ к победе. Только самому этому народу нужно сплотиться вокруг фюрера и выполнять его волю.
– Но разве доклад о положении дел в нашем тылу не заставит фюрера пересмотреть некоторые
