Каждый вечер безумец точил свою видавшую виды саблю, а когда смеркалось, одевал мундир, фуражку и бесшумно спускался в сад. Далеко в глубине зарослей под лунным светом едва угадывался поросший чертополохом холм. Туда крадучись он и пробирался. Когда же до холма оставалось несколько десятков метров, безумец выхватывал саблю и с криком «За мной ребята!» бросался вперед, безжалостно кромсая налево и направо заросли бурьяна. Слыша этот боевой клич, дворовые крестьяне привычно крестились:
Устав от атаки, безумец приходил в себя, а потом так же бесшумно возвращался в дом. Разоружившись, он долго смотрел на висевший на стене портрет улыбающейся молодой женщины, и скупые слезы текли по его впалым щекам. Звали «старика» Николаем Алексеевичем Бирилевым, и было ему чуть больше сорока лет…
Пламя Синопа
Бирилевы – род дворянский, но не слишком знатный. Происходит он от двух сыновей Петра Бирюлева – Нечая да Михаила, что были верстаны поместьями в Углицком и Устюжском уездах в середине XVI века. Потомство Нечая Петровича и было внесено в родословную книгу Тверской губернии, но не в шестую (главную) ее часть, а во вторую, по непредставлении документов о древности рода.
Родился наш герой в морозном декабре 1829 года в сельце Бирилево Тверской губернии. Отцом его был мелкопоместный дворянин Алексей Иванович Бирилев, мать Степанида Ивановна. Много лет спустя в графе «Имеет ли за собой какое имущество» в послужном списке Бирилева будет значиться лаконично: «Без недвижимого имущества».
Когда же штабс-капитан вернулся с турецкой войны с Владимиром в петлице и перебитой ногой, его уже встречала жена с первенцем. Хозяйство у Бирилевых было небогатое, а потому жили скромно. После Коленьки семейство Бирилевых пополнилось сестрой Анной и младшим братом Лешкой. Настала пора определять первенца на учебу. Связей в столице у папеньки с маменькой особых не было. А так как недорослей дворянских из Твери охотно брали в Морской корпус, то по достижении десяти годков Николеньку туда и отправили. О том, как учился Бирилев в Морском корпусе, нам неизвестно. Наверное, так же, как все: грыз науки, штудировал лоции и изучал эклиптики светил, дрался со сверстниками и подшучивал над преподавателями и корпусными офицерами.
В августе 1845 года его производят в гардемарины и отправляют на практику на Черноморский флот. Там же через два года он получает и мичманский чин. Экзаменовал его сам адмирал Лазарев и ответами новоиспеченного мичмана остался доволен. Затем начались корабельные будни. Черноморский флот в ту пору много плавал. Особенно доставалось в осенне-зимних крейсерствах у кавказского побережья, где наши суда сторожили контрабандистов.
Бирилев не вылезал из морей. В его послужном списке меняются только названия судов: фрегат «Кагул», линейный корабль «Селафаил», пароход «Боец». И пусть маленький «Боец» неказист после огромного линкора, зато на нем Бирилев уже стоит самостоятельную вахту – вахтенным начальником, да и машину паровую изучает, пригодится. На «Бойце» мичман ходил по укреплениям Черноморской береговой линии до Керчи.
Характер у Бирилева был непоседливый, а потому он постоянно напрашивался в охотники в береговые отряды, посылаемые для усмирения прибрежных горцев. Там-то впервые услышал он свист пули у виска, поучаствовал в рукопашной сшибке, получил первые уроки ночных вылазок.
Затем были перевод на пароход «Эльборус» и снова рейсы между крымскими и кавказскими портами. После этого опять перевод на фрегат «Кагул» и плавание с десантными войсками между Севастополем и Одессой, затем Бирилев крейсировал у восточных берегов Черного моря.
– Ну и служба у меня – продыхнуть некогда! – говорил он при встрече друзьям-однокашникам.
– Ты бы списался на какой-нибудь плашкоут портовый! Не все же время по волнам шастать, надо и отдохновиться.
– А мне нравится! – задрал на затылок фуражку Бирилев. – Чего в гавани киснуть, когда вокруг столько интересного!
Но дружки как в воду глядели. В один из дней в севастопольскую портовую контору его вызвал хмурый вице-адмирал Станюкович.
– Слышал я, мичман, что ты машинами уайтовскими увлечен и «самоварами» очарован! – сказал недобро.
«Самоварами» старые марсофлоты презрительно именовали первые неуклюжие пароходы за их кургузость и вечную грязь.
– Морскому офицеру обо всем понятие иметь надобно! – ответил мичман дипломатично.
Станюкович глянул исподлобья:
– Вот тебе командировочная бумага. Поедешь в Москву, глянешь там, как исполняется заказ на постройку пароходов для края Новороссийского.
В Москву Бирилев съездил и заказ проверил. Разумеется, там и конь не валялся. От взяток купеческих мичман наотрез отказался и, вернувшись, доложил, что заказы подрядчики исполняют спустя рукава, а цены сильно вверх задирают. Все в рапорте изложил и по начальству передал.
– Куда мне теперь? – спросил.
– Ступай на корвет «Пилад», он как раз в крейсерство кавказское готовится.
Спустя несколько дней Бирилев был в море. В том походе он снова вызвался охотником с матросами в десантный отряд, снова удачно отогнал черкесов в нескольких жарких схватках и вернулся, не потеряв ни одного человека. Тогда о мичмане заговорили не как о храбреце (кого этим на Черноморском флоте удивишь?), но и как о везунчике.
В апреле 1853 года Бирилева произвели в лейтенанты. Тогда-то на него положил глаз младший флагман дивизии контр-адмирал Панфилов.
– Будешь при мне флаг-офицером! – объявил он Бирилеву. – Мне шустрые да везучие по душе!
Всю весну и лето 1853 года Бирилев вместе с Панфиловым менял корабли. За «Ягудиилом» – «Великий князь Константин», за «Константином» – «Двенадцать Апостолов». И снова крейсерства, крейсерства, крейсерства…
Незадолго до войны мать повесила своему первенцу ладанку с молитвой «Живые в помощи», как оберег от гибели.
– Единственно, почему я выжил, только благодаря маминым молитвам! – делился впоследствии он с товарищами самым сокровенным.
С объявлением войны с Турцией забот прибавилось. Эскадра Панфилова составляла теперь резерв основным эскадрами Нахимова и Новосильского.
Когда же в начале ноября вице-адмирал Корнилов решил собрать в единый кулак все пароходы и поднял свой флаг на пароходофрегате «Владимир», то контр-адмиралу Панфилову было велено поднять флаг на пароходе «Крым», вместе с ним туда перебрался и Бирилев.
Затем начались блокада эскадрой Нахимова турецкой эскадры в Синопе и знаменитый бой Корнилова на «Владимире» с турецким пароходом «Перваз-Бахри». Турок был пленен, но и «Владимир» пострадал, а потому, приведя пленника в Севастополь, Корнилов перенес свой флаг на пароход «Одесса» и вместе с «Крымом» поспешил к Синопу на помощь Нахимову.
