для заселения, а на смену им посылают и размещают других» (стр. 116). Меховский, правда, не понял политического смысла этих «переселений»: он не понял, почему Иван III вывел во внутренние области бояр из Новгорода, а Василий III то же сделал по отношению к Пскову, но факт отмечен им совершенно правильно.
Очень много места уделяет Меховский в Трактате народам, частью (по его мнению или в действительности) населявшим когда-то нашу страну, частью и сейчас входящим в наш Союз: скифам, сарматам, готам, вандалам, аланам, свевам, половцам, татарам, калмыкам, черкесам, югре, пермякам, карелам, черемисам, евреям (между прочим евреям-земледельцам), литовцам и др.
Нельзя сказать, что автор вполне справился и с этой своей задачей — дал нам более или менее удовлетворительный историко-этнографический очерк. Можно сказать больше: у Меховского есть положения с научной точки зрения совершенно фантастические и не выдерживающие никакой критики (вандалы, свевы, бургунды у него считаются поляками и говорят по-польски; югра — это венгры и т. д.). Эти исторические экскурсы Меховского любопытны, однако, как типичный и очень показательный образчик современной ему историографии, а иногда — как выражение политической тенденции автора. Как на пример такого пристрастного отношения к отдельным народам можно указать на главу о татарах перекопских. Но и этой своей стороной, позволяющей следить за образом мыслей польского ученого XVI в., труд Меховского нам не менее интересен, чем своим фактическим содержанием.
Меховский убежден, что своим Трактатом он сделал «известными миру народы, живущие у Северного океана к востоку», якобы «открытые войсками короля Польского». Это убеждение понятно у автора первой печатной книжки о «Сарматиях», притом автора-поляка. Новизна его сведений для XVI в. несомненна, для нас же книжка имеет иное значение. Хотя, как первоисточник, она дает нам сравнительно немного фактов, но интересна, как произведение долгое время бывшее одним из главных источников изучения нашей страны, как выразительный памятник в истории науки и, наконец, как показатель обостренного и вполне естественного политического интереса западных соседей к растущей Московии, к ее прошлому, к ее быту, богатствам и возможностям развития. Польский патриот не мог не заговорить о Сарматиях после того, как одна из них (Москва) весьма громко заявила миру о своем существовании.
Б. Греков.
Титульный лист третьего издания Трактата, 1521 г. в Кракове
Введение
Трактат Матвея Меховского «О двух Сарматиях» впервые напечатан в Кракове в 1517 г.
Эта небольшая и скромная книжка[1] произвела чрезвычайно сильное впечатление, немедленно стала центром ученых споров, выдержала одно за другим ряд изданий, долгое время оставалась одной из самых читаемых вещей и источником постоянного заимствования для многих.
Автор едва ли предвидел такой успех, но принципиальное значение книжки понимал совершенно и первый определил его в своем предисловии. Он говорит там: «Южные края и приморские народы вплоть до Индии открыты королем Португалии. Пусть же и северные края с народами, живущими у Северного океана к востоку, открытые войсками короля польского, станут теперь известны миру».
В этом именно был главный смысл Трактата. Он, действительно, впервые развертывает перед европейским читателем новую страницу в книге «великих открытий» и оказывается не только первой печатной, но и вообще первой по времени работой, специально посвященной обзору стран и народов северо-восточной Европы.
Этим прежде всего интересен Трактат и для нас, но, как увидим, не этим одним.
I
Биограф Меховского располагает весьма немногочисленными источниками. Кроме отрывочных автобиографических замечаний, изредка встречающихся в сочинениях Меховского, первоначальной и долгое время единственной основой для его жизнеописания была надгробная надпись в Краковском кафедральном соборе, довольно подробная, составленная в недурных латинских стихах Николаем из Велички[2]. Ни самой гробницы, ни надписи давно уже и следа нет, но стихи надгробия сохранены Старовольским в его ценном для польских древностей издании Monumenta Sarmatarum, Cracoviae, 1655.
Другим источником ныне являются скудные документальные данные, содержащиеся в изданиях по истории Краковской академии и Ягеллонского университета[3], в изданиях, относящихся к истории медицины в Польше[4], и, наконец, в немногих работах, посвященных Меховскому как историку.
Из современников о Меховском писали: известный историк, секретарь Сигизмунда I, Юст Деций[5] и Франческо да Колло, посол Империи к Василию III[6].
Все эти источники дают сравнительно немного, зачастую оставляют без всякого ответа весьма важные вопросы, но все же с достаточной отчетливостью рисуют замечательную фигуру человека, ученого и общественного деятеля, бесспорно выделяющегося из общего уровня.
Лучшая и последняя по времени биография Меховского принадлежит Мартину Гойскому[7]. Более ранняя, но сохраняющая ценность по богатству документации, включена Ф. Бостлем в его исследование Zakaz Miechowity[8]. Кроме того есть биографические очерки Ф. М. Собещанского[9], С. Лукаса[10], Г. Корбута[11], и др. На русском языке наиболее тщательно, хотя по тому времени и по неполным материалам, написана биография Меховского в Отечественных записках за 1854 г.[12].
Матвей Меховский родился в 1457 г. в бедной мещанской семье[13] в Мехове, небольшом старом городке краковского воеводства, по которому впоследствии и прозван был de Miechow, a Miechow, Miechowita[14].
Что помогло ему пробиться к науке, мы не знаем; известно лишь, что 16 лет от роду он пришел в Краков и в 1473 г., уплатив 8 грошей вступительного взноса, был включен в список студентов университета. Начав с Аристотеля и философии, он в дальнейшем все более склоняется к медицинским наукам. В 1476 г. он уже бакалавр, в 1479 г. магистр, а 1480-1485 гг. проводит заграницей, работая в немецких и итальянских университетах — в Праге, Флоренции, Падуе и др. По возвращении в Краков, уже в звании доктора медицины, Меховский становится профессором университета и с этих пор почти не покидает Кракова. Исключением были: его путешествие в Рим в 1499 г. на торжества юбилея, объявленного Александром VI; в Буду, в качестве посла[15], и немногие другие, недальние поездки[16].
Наиболее яркий период университетской деятельности Меховского приходится на 1501-1519 гг., когда он девять раз, с перерывами, избирался ректором и в течение двух лет был вице-канцлером, причем канцлером по положению был важнейший сановник города — краковский епископ.
Правил Меховский в университете твердой рукой, вводя суровый порядок, но замечательно, что эта суровость направлялась не на молодежь, а на избалованную и чванную профессуру. Пользуясь и своей властью, и поддержкой канцлера-епископа, Меховский увеличил университетскую казну, что позволило ему широко помогать менее обеспеченным академическим коллегиям.
Особенно
