на вереницу слоников на комоде, каждый из которых меньше другого. И за знаменитой на всю страну передачей следуют подобные ей — вплоть до телестудии «на районе».
Меня издатели как-то попросили придти на передачу в одну московскую студию. Потом выяснилось, что это канал какого-то из московских округов, и я довольно сильно намёрзся, отыскивая это место. Но потом наступило самое интересное: сотрудница спросила, буду ли я покупать кассету со своей записью. Я сначала ничего не понял, чем показал своё незнание жизни, дело было вот в чём. Передо мной там были производители сборных дачных домиков. Эти люди решили украсить свой офис, вернее, телевизор в приёмной, бесконечной записью этого эфира. Он стал элементом декора, который подкреплял образ хозяев в глазах забредшего на огонёк дачника. Не аферисты, дескать, на телевидении были, ведущий с ними на «вы» говорил. Те строители правильно ответили на вопрос «Зачем?» — не знаю, правда, насколько успешна была их дальнейшая судьба.
Есть ещё одно обстоятельство: в результате таких эфиров тебя начнёт узнавать консьержка, а, знаете ли, с консьержками надо дружить, от их уважения многое в жизни зависит. Если у вас нет консьержки, то наверняка есть кто-то, в чьих глазах стоит выглядеть получше — дачного сторожа или просто соседа.
В-третьих, и это самый интересный случай: беседа с интересными людьми. Поверьте мне, это в телевизоре ещё встречается. Редко, да, но присутствует в сетке вещания. И тут мотив совершенно чёткий: если у тебя есть профессиональные знания и тебя попросили придти поговорить с коллегами (часто с более заслуженными, чем ты), то отчего же не сходить. В этом деле есть очень интересный элемент — те самые аргументы, которые возникают на лестнице, как говорят об этом французы. Они потом пригодятся в твоих занятиях.
Важно, что современное телевидение питается людьми. Оно использует людей-волонтёров, то есть бесплатных актёров на своей сцене. Многие отмечали, что при больших бюджетах на передачу (не зарплатах редакторов, а именно бюджетах) максимум, что получает статист за своё участие — это бесплатное такси. Некоторым выпадает даже — авиабилет, но вот честно заплатить честному обывателю гонорар невозможно. Нет, мне то и дело указывали на людей, что получают деньги за участие в каких-то политических бесильнях, но мы же говорим о честных обывателях.
Гость на телевидении — это гриб. То есть нечто, что растёт бесплатно в лесу, бесплатно собирается — только нужно его поискать. В бюджеты грибника заложен бензин, сапоги, бутерброды, термос, спички, табак, но вовсе не гонорар самому грибу за удовольствие быть съеденным. В случае пшеницы (той самой, которую молотили по плану и сверх плана) в бюджете семенное зерно, тракторы, веялки-сеялки, налоги и прочее. А гриб в лесу — как бы ничей. Сам вырос, нам в чистый доход и использование.
Одно время меня считали грибом-фантастом (не делая разницы между мистикой и фантастикой). Никакого деления на писателей-детективщиков, фантастов, да и вообще дворников нет, — есть только списки на радио и телевидении. Когда случается что-то — ну, например, маньяк зарежет жену, то в студию зовут юриста, психиатра и писателя-детективщика. Если шлёпнулся метеорит, то зовут астронома, священника и писателя-фантаста. И вот я значился в двух списках — в одном, условно говоря, на канале «Культура» со своими формалистами и Шкловским, и во втором — у всяких упырей, которые хотят про то, что катастрофа грядёт, от Солнца оторвался бозон Хиггса и летит к нам. При этом никто, конечно, ничьих книжек не читает, просто есть списки. В этих редакторских списках есть ещё пометки типа «говорит хорошо, но много» или «говорит умно, но коротко», потому что телевидение — это такой бесконечный суп, при приготовлении которого нет времени изучать каждый гриб. Я сам — гриб, а не грибник. Не белый или там подберёзовик, а умеренно интересный — но из этой части пищевой цепочки, и довольно давно понял, что необходимо в любом телевидении или радио: там не нужно объяснять проблему по-настоящему, там нужно сказать несколько афористичных фраз, рассказать анекдот — и всё это быстро. Это не большое открытие — я долго занимался преподавательской деятельностью и отработал этот навык. А поняв, как это устроено, заскучал и притворился негодным старым грибом без шляпки. По этому поводу у великого писателя Андрея Платонова, в его рассказе «Глиняный дом в уездном саду» есть хорошее место: «Потерев краску недели три, Яков Саввич плюнул в тёрочную машинку и произнес:
— Будь ты трижды проклята — трись сама, — а потом ушёл в дверь, по своему обычаю, и больше не вернулся».
08.01.2018
Норма (об алкоголе в литературе и бутылках Дюма)
— Разучилась пить молодёжь, — сказал Атос, глядя на него с сожалением, — а ведь этот ещё из лучших.
Александр Дюма. «Три мушкетёра»
Я как-то затеял спор с одним неглупым человеком. Мы вспомнили ту фразу, что приведена в эпиграфе, и задумались об отметке в 150 бутылок, что была пройдена по словам одного персонажа, когда он вылезал из погреба в неизвестном трактире.
— Интересно, почему Атос не умер сразу, как только вылез из того погреба? Или прямо там? — спросил меня этот человек. — И вообще, сколько он выпил?
Было понятно, что смерть от цирроза не так быстра, можно просто отравиться. Тем более он, Атос, уверял д'Артаньяна, что выпил 150 бутылок. Это внушительная цифра, даже учитывая, что это не самое крепкое и бутылки не самые большие, а времени в запасе у него было предостаточно. Гораздо хуже, что Атос был настоящим клиническим алкоголиком, и цирроз печени был для него естественен: «Полубог исчезал, едва оставался человек. Опустив голову, с трудом выговаривая отдельные фразы, Атос долгими часами смотрел угасшим взором то на бутылку, то на стакан, то на Гримо, который привык повиноваться каждому его знаку и, читая в безжизненном взгляде своего господина малейшие его желания, немедленно исполнял их»[1]…
Но задача оказалась интереснее — так всегда бывает, когда займёшься одним, а на поверку узнаешь много неожиданно-нового. Начнёшь готовить экспедицию на Луну, а попутно изобретёшь фломастеры и ещё пятнадцать тысяч прочих полезных вещей.
Во-первых, алкоголь в литературе очень частый сюжетный движитель. Вот писатель не может объяснить, с чего вдруг персонаж попал туда или сюда, отчего он сделал так, а не иначе. И тогда, как палочка-выручалочка, приходит алкоголь. Тема алкоголя в литературе давняя, и она не менее спасительна для романиста, чем сигареты для актёра,
