Книга Мистические истории. Абсолютное зло - Джулиан Готорн

Новелла Эдит Несбит «Тень» – совсем иная, здесь нет ни таинственных островов, ни оборотней, ни демонических священников, зато в полной мере присутствует качество, которое ученые называют авторефлексивностью: перед нами во многом история о том, как рассказываются такого рода истории. Рассказчица (да-да, в огромном количестве готических новелл присутствуют рассказчики – это одновременно дань устной традиции и способ создать некий зазор между миром читателя и миром рассказа, внести элемент субъективного восприятия) подчеркивает, что нас вовсе не ждет сложный сюжет, да и события не имеют толком ни причины, ни внятного объяснения, поскольку… взяты из жизни. Действительно, если вспомнить те самые «правдивые истории о привидениях», от литературных новелл их обычно отличают некоторая схематичность и отсутствие внятной фабулы, иногда это просто описания впечатлений, каких-то отдельных сцен, не более того. Однако Несбит именно что имитирует подобный текст: установка на подлинность и простоту помогает завоевать доверие читателя и создать особую атмосферу задушевной беседы и в то же время маскирует искусную игру с литературными условностями. В загородном доме девушки рассказывают друг другу истории, разумеется, под Рождество и, разумеется, у камина.

Несбит аккуратно вплетает в свое повествование отсылки к известным литературным сюжетам. Среди рассказанных участницами беседы историй есть «истории о карете-призраке, жутко странной кровати, даме в старинном платье и доме на Беркли-сквер». Так вот, «Карета-призрак» – это одна из известнейших готических новелл, принадлежащая перу Амелии Эдвардс, «жутко странная кровать» описана Уилки Коллинзом в одноименном рассказе, дама в старинном платье – это призрак из новеллы Вальтера Скотта «Комната с гобеленами». А вот дом на Беркли-сквер долгое время пользовался славой «самого известного дома с привидениями в Лондоне». Интересно, что юные рассказчицы не верят ни во что подобное, они просто развлекаются, но, когда кто-то стучит в дверь, им становится не по себе. Эта вполне объяснимая реакция, тонко подмеченная Несбит, показывает, что на самом деле современные и как будто рационально мыслящие люди не до конца свободны от веры в сверхъестественное.

Однако в комнату входит вовсе не призрак, а домоправительница мисс Иствич. Она намного старше юных рассказчиц, строга и как будто холодна, и тем не менее именно ей предстоит рассказать историю, ставшую смысловым центром новеллы, – конечно же, по видимости очень простую, без впечатляющих «спецэффектов», но, как оказывается, способную по-настоящему пугать девушек. Более того, читателю предстоит увидеть причудливое и весьма жуткое переплетение воображаемого и действительного, повествования и (внутритекстовой) реальности.

Новелла Кристофера Блэра «Пурпурный Сапфир» обещает нечто более экзотическое, но опять же начинается почти прозаически: рассказчик – профессор минералогии (пусть и в вымышленном Университете Космополи), и изъясняется он в суховато-академичной манере («факты, с этим связанные, я излагаю ниже»). Перед нами образчик так называемой антикварной готики: таинственный артефакт, переданный в музей, приведенные дословно «документы»… Эта разновидность готической новеллистики зачастую создавалась учеными, на досуге использовавшими свою эрудицию для создания занимательных историй (Монтегю Джеймс и Артур Грей преподавали в Кембридже, Сэйбин Бэринг-Гулд был антикваром-любителем). Кристофер Блэр – псевдоним Эдварда Херон-Аллена, обладавшего весьма разнообразными интересами: изготовление скрипок, персидский язык, биология, археология, выращивание спаржи. А еще он переводил Омара Хайяма и занимался хиромантией, – словом, представить, как Блэр мог задумать рассказ о прóклятом камне, совсем нетрудно.

История Пурпурного Сапфира (прóклятое сокровище – еще одна классическая тема историй о привидениях) рассказана с огромным количеством «научных» подробностей: профессор со знанием дела описывает чудесный камень и оправу, комментирует символику, сообщает, под каким шифром хранится в библиотеке музея рукопись о Нагпурском сапфире, однако любой, кто сведущ в конвенциях жанра, понимает: и библиотека, и сама рукопись являются всего лишь плодом воображения писателя. Дотошность повествователя и обилие достоверных (и будто бы достоверных) фактов служат ярким контрастом фантастическим и жутким событиям, и в этом вся соль антикварной готики: зазевавшийся читатель уже было почувствовал себя едва ли не на экскурсии в минералогическом музее, но тут… Хотя увлечение оккультизмом (как у героини рассказа миссис А.), символикой, драгоценными камнями действительно было в ту пору довольно распространено.

И к самому финалу Блэр приберегает эффектный ход, пусть и не являющийся его изобретением (нечто похожее можно увидеть у М. Р. Джеймса): пресловутый камень лежит в музее, снабженный этикеткой с точными данными о химическом составе и физических свойствах, а в библиотеке хранится черная записная книжка (та самая рукопись), и ее, конечно, не заметят не слишком любознательные студенты, однако же всякое может быть. Мир новеллы как будто раскрывается в мир читателя, мы прекрасно понимаем, что никакой записной книжки на самом деле нет, однако же нас охватывает легкая тревога… запланированная писателем.

В совсем другой обстановке разворачивается действие новеллы Эдит Уортон «Привороженный». Писательница отдала щедрую дань страшным историям, однако в первую очередь она известна как внимательная и ироничная наблюдательница нравов высшего света, мастер реалистического романа. Рассказ же, включенный в сборник, не только не лишен сверхъестественного элемента, но и живописует захолустную деревушку. Притом Уортон не изменяет себе – в центре ее внимания вновь оказываются характеры, типажи, местные нравы.

Сами персонажи называют родные места «глухоманью», и действительно, в этих краях причудливо переплетаются исторические воспоминания, религиозные верования и причудливые суеверия. Словом, призраки для жителей округа Хемлок – не то чтобы нечто само собой разумеющееся, а как минимум нечто вполне согласующееся с их представлениями о реальности. Так что когда миссис Ратледж сообщает соседям о наложенном на ее мужа заклятии, дьякон Хиббен, конечно, недоверчиво улыбается – и тут же живо интересуется подробностями.

Уортон не зря уделяет такое внимание диалогам персонажей: ее явно интересует, как устроено их сознание, как они видят мир. По той же причине появляется своеобразная вставная новелла – детские воспоминания одного из персонажей, фермера Босуорта. Тетка его матери была душевнобольной (мальчик этого не понимал в полной степени и запомнил «холодную чистую комнату с прутьями»), и малыш был удивлен и напуган, когда старая женщина убила принесенную в подарок канарейку, приговаривая: «Чертовка, чертовка». Тогда-то и возникло смутное подозрение, что дьявольщина реальна: ведь ходят же слухи о том, как в этих краях судили ведьму, во что явно верит даже дьякон Хиббен, к которому местные обращаются не только по религиозным вопросам, но и в случае болезни детей и скота. Да-да, служитель церкви одновременно является кем-то вроде знахаря и целителя, что красноречиво свидетельствует