звучавшие во сне слова продолжали вертеться в голове. Подойдя к двери, он произнёс их – разумеется, ничего не произошло. В негодовании он пихнул дверь, добрёл до туалета, опорожнил мочевой пузырь и, не заметив существенного облегчения, с чувством крайней несправедливости вернулся в пастель. Тут же его неугомонный мозг родил вопрос: почему во сне возможно всё, а наяву – почти ничего из того, что снилось? Кроме как «подразнить» ответа не нашлось. Перед тем, правда, как лечь, он записал эти слова на полях валявшегося на столе научного журнала с целью изучить их позже.
Утром он, как положено, съел на завтрак кашу, выпил чай с бутербродами, и лишь потом уселся за заваленный всякой научной литературой стол. Накарябанные ночью слова как выжженные красовались на полях журнала, как раз рядом с сообщением о том, что разгадана одна из тайн пирамиды Хеопса. Он посмотрел на них с недоверчивым смущением: каким же надо быть идиотом, чтобы поверить в эту чушь! Он припомнил, как шептал их ночью у двери, и его пробрал самоуничижительный смех.
Днём Анатолий посетил пару лекций в публичной библиотеке, прочёл там же пару научных статей, не вносивших ровным счётом никакого прояснения в то, чему были они посвящены, а вечер провёл изучая переулки старого города, прислушиваясь к их мрачным стенам и жалея, что не может слышать их – иначе многое стало бы понятно. Ему всегда казалось, что истину нужно искать именно в древности: современность не в состоянии её родить, потому как сама по себе мёртворождённая.
Вечер был ветреным и дождливым. С юга надвигалась грозовая туча, раскалывая небо неровными яркими линиями. Глухими раскатами доносился гром, и выли от содрогания воздуха сирены припаркованных машин. Недалеко за городом пару раз вспыхнуло странное зарево, сопровождаемое запаздывающим треском. Источник его явно располагался на земле. Анатолий безразлично добрёл до своего дома, зашёл в подъезд, открыв дверь при помощи ключа-таблетки, вызвал лифт. Новый удар грома всколыхнул воздух, и весь дом загудел и завибрировал. Жил он на последнем, двадцать втором этаже. Мелькнула мысль, не лучше ли пойти пешком, но Анатолий счёл, что это слишком долго и, главное, необоснованно: лифты сейчас надёжные и вряд ли что может произойти от небольшой вибрации, да и кабина уже подъехала. Он зашёл внутрь и нажал кнопку с номером 22, одну из наиболее хорошо сохранившихся, поскольку там было всего две квартиры – остальную часть этажа занимали технические помещения. Лифт привычным рывком набрал скорость и пополз вверх, изредка скрежеща, ударяясь о направляющие планки. Анатолий спокойно смотрел на перебегающий от цифры к цифре огонёк на панели с кнопками. Очередной раскат донёсся совсем глухо, однако лифт вдруг вздрогнул и замер. Погас свет. До нужного этажа он не доехал совсем чуть-чуть. Повисла тишина; аварийное освещение не зажигалось. Пару минут Анатолий, оцепенев не столько от страха, сколько от неожиданности, стоял посреди кабины как свечка, потом достал телефон и, осветив им панель управления, нажал на кнопку «вызов», но ничего не последовало. В необъяснимой надежде на чудо он методично понажимал все кнопки, как иногда несколько раз щёлкаешь выключателем, зная, что света всё равно нет. И связи на телефоне, как ни странно, не оказалось. Наверно, грозой повредило антенну. Шум дождя и ветра доносился еле слышным шорохом. Однако последний, должно быть, был довольно сильным, потому что кабину слегка покачивало, то есть дом – точечная высотка на один подъезд – отклонялся от вертикали, и всего нескольких миллиметров смещения было достаточно, чтобы лифт на тросах перемещался от одной стены шахты к другой и гулко ударялся о стальные направляющие.
Находится внутри было мягко говоря неуютно. Анатолий всё так же стоял посреди кабины, и страх, зародившийся в сознании, медленно стекал по его телу, точно накрывая холодным пологом. Мысль о том, что под тобой находится двадцать этажей глубины, спокойствия не добавляло. Вообще он побаивался высоты, однако специально поселился на последнем этаже, чтобы не слушать соседей сверху. Кроме того, методом борьбы со своими страхами и выбрал делать то, чего боишься, однако почти ничего из этого не делал, а лишь упивался осознанием того, что ему известен путь к победе. Помощи тоже ждать было не от куда – свет, скорее всего, отключили во всем доме, если не районе, и жители в испуге забились по квартирам. Анатолий всматривался в щель двери, но нигде не было ни огонёчка. Вдруг наверху раздался треск и полетел, отражаясь от стен, вниз по шахте. Кабину осветило снаружи белой вспышкой, яркое лезвие света ворвалось внутрь через дверную щель. Помимо треска донёсся и металлический звон, показавшийся Анатолию знакомым. Лифт качнулся и словно осел и потом подпрыгнул, как если бы был на пружине. Тут уже вполне животный ужас охватил его с ног до головы – он кинулся к дверям и попытался разжать их, нашарив стык. Двери не поддавались; он только сломал пару ногтей. Всё происходящее больше всего напоминало сон, усиливало это впечатление и то, что он ровным счётом ничего не видел. В голове вдруг всплыли те слова – он увидел их, точно они были написаны огнём на чёрной поверхности. Буквы серебрились и плыли, медленно растворяясь во мраке. «А вдруг получится?». В критических ситуациях иногда выход бывает совершенно непредсказуем. Анатолий сделал полшага назад, изо всех сил своего могучего воображения представил себе двери перед собой и произнёс: «сан-сааа-саад-хаши». И к его изумлению, те с лязгом раздвинулись, даря ему путь к спасению.
Перекрытие этажа находилось повыше колен – лифт совсем чуть-чуть не доехал до нужного места. Этажные двери были закрыты; в их щель просачивался еле заметный свет лестничной площадки, доходящий, в свою очередь, с улицы. Анатолий внимательно уставился на закрытые наружные двери и повторил заклинание – и те тоже отворились. Он забрался на этаж, и на стене различил знакомые ему чуть подстёртые цифры «22». Не понимая толком, что сейчас произошло, он кинулся к своей квартире и лихорадочно начал рыться в сумке и карманах куртки в поиске ключей – но их нигде не было. Он вспомнил, как что-то звякнуло, когда он карабкался из кабины на этаж – видимо, это они и выпали. Сколько раз он обещал себе научиться застёгивать карман на молнию, и сколько раз обнаруживал его раскрытым! Хорошо хоть, что те же ключи он выронил всего дважды и быстро их нашёл, вернувшись назад. Впрочем, его обещания себе заканчивались, как правило, вопросом, почему человек что-то не может запомнить и с десятого раза,
