газету можно было больше не покупать, — взял «Берлинер тагеблатт», «Франкфуртер цайтунг», журнал «Цайтшрифт фюр геополитик», к которому он присматривался уже давно, «Дойче цайтунг» — это были более спокойные издания, чем «Ангрифф», и им Рихард верил больше.
Тон статей в них действительно был иным, особенно в «Берлинер тагеблатт». Впрочем, тон любого издания мгновенно становился иным, как только кресло главного редактора занимал другой человек.
На следующий день, как и было условлено, Зорге встретился со связником. Связник был знаком — дважды встречались в кабинете у Берзина, держался он раскованно, по-светски непринужденно, галстук был проколот золотой булавкой, украшенной свастикой — для маскировки, чтобы почтительно козыряли часто встречающиеся на улице штурмовики — такие золотые знаки носили только партийные бонзы. Связник передал Рихарду письмо, подписанное крупным чином из канцелярии Гитлера.
— С этим письмом срочно отправляйтесь во Франкфурт-на-Майне — чем раньше, тем лучше, — сказал связник. — В Берлине очень неспокойно.
Рихарду и самому не нравилась обстановка в Берлине — тут было не то чтобы беспокойно или опасно, тут было душно; он хорошо помнил этот город девятнадцатого года, свой собственный арест на перроне Берлинского вокзала — столичные шуцманы выследили его и препроводили в кутузку, из которой был только один выход — к стенке, где производили расстрелы. Но Берлин в девятнадцатом году был не тот, что, скажем, в году восемнадцатом, когда кайзер Вильгельм Второй бежал за границу — Рихарда освободили. Помогли берлинские друзья. Препроводил Рихарда на вокзал усиленный полицейский конвой.
Кстати, именно в девятнадцатом году Рихард стал членом Коммунистической партии Германии. Членский билет за номером 08678 он получал здесь, в Берлине. Сама компартия к этой поре уже полгода находилась в подполье.
Встреча со связником происходила в довольно шумном и многолюдном заведении под названием «Баварская пивная» — когда вокруг много людей, то и затеряться легче, и уйти от ищеек проще. Рихард оглядел огромный зал — здесь находилось не менее сотни человек. За отдельным столом, недалеко от них, сидели полицейские — пять шуцманов в черной форме, пили пиво и ели сосиски. Присутствие полицейских нисколько не встревожило связника.
Что обрадовало Рихарда, так это рекомендательное письмо, которое он только что получил, письмо было адресовано главному редактору «Франкфуртер цайтунг» — газеты, которую Зорге хорошо знал и в которую иногда посылал материалы из Шанхая, газета охотно печатала их, так что найти общий язык с изданием ему будет нетрудно.
— Газета тесно связана с концерном «Фарбениндустри», защищает его интересы; изредка бьет тяжелым молотом по коммунистам, отличается некой буржуазной чопорностью, но все-таки не впадает в такие крайности, как «Ангрифф», — проговорил связник и неожиданно произнес «постороннюю» фразу: — Вы обратили внимание, что ныне в Берлине очень поздно цветут каштаны?
Зорге понял, что со спины к ним приближается человек, связник его видит, а Рихард нет.
— Да, — сказал Зорге, — я даже хочу написать специальную статью о каштанах Берлина, это интересная тема.
— Чего изволите? — раздался просквоженный голос над головой Рихарда. Это был официант. — Простите, что не мог так долго подойти к вам — слишком много посетителей.
— Ничего страшного, — связник успокаивающе махнул рукой, — принесите нам по паре кружек холодного баварского пива и копченые сосиски с капустой. — Пояснил Рихарду: — Это фирменное здешнее блюдо. Нигде в Берлине так вкусно не готовят копченые сосиски с тушеной капустой. — Махнул рукой официанту: — Быстрее! Одна нога здесь, другая там.
Официант исчез, Рихард перестал ощущать его спиной.
— Говорят, на газету «Франкфуртер цайтунг» имеет особые виды сам Геббельс — он собирается превратить ее в издание, способное влиять на умы интеллигенции. Гитлеру очень важно приручить интеллигенцию, сделать ее карманной, и эту задачу он поручил Геббельсу.
— Скажите, а имела эта газета когда-нибудь собственных корреспондентов в Москве?
— Никогда не имела. Для этого нужны большие деньги, а «Фарбениндустри» не очень-то любит раскошеливаться — это раз, и два — для Москвы эта газета мелковата. Даже если она пошлет в Россию своего корреспондента, Наркоминдел может его не аккредитовать, и это хорошо понимают и в Берлине, и во Франкфурте… Так что, дорогой друг, неожиданная встреча, которой вы опасаетесь, исключена совершенно.
— Все, вопрос снят, — сказал Зорге.
Связник кивнул, потом щелкнул ногтем по золотой заколке, украшенной фашистским значком.
— Вам надо подумать о вступлении в национал-социалистическую партию… Хотя это непросто. — Связник вновь несколько раз стукнул ногтем по золотой заколке.
— Надо, — согласился с ним Зорге, — только я пока не знаю, с какого боку к этому можно подступиться.
— Коричневые рубашки имеют досье на всех членов компартии — им удалось захватить архивы полиции, которые составлял сам Зеверинг, в этом архиве есть и ваше дело, Рихард, это совершенно точно. При вступлении в партию они обязательно извлекут дело…
— Выкрасть его нельзя?
— Исключено.
— Тогда что посоветуете делать?
— Вступить в партию, находясь в Японии. Это будет проще. И куда менее опасно. Раз в шесть, Рихард.
На следующий день Зорге выехал во Франкфурт. Обстановка в этом городе была проще, сердечнее, чем в Берлине, дышалось тут легче, коричневые рубашки встречались реже.
В конце дня Зорге появился в кабинете главного редактора «Франкфуртер цайтунг» — грустного плотного господина в дорогих роговых очках.
— Я читал все ваши статьи, господин Зорге, — сказал главный редактор, — это очень интересные материалы… Готов печатать вас и впредь, готов предоставить свою аккредитацию в Токио, но… Вот тут есть одно «но».
— Какое же? — недоуменно поинтересовался Зорге.
— Все кадровые вопросы ныне решает партийный комиссар, приставленный к газете.
Зорге ощутил, как внутри у него что-то тревожно сжалось, он невольно насторожился — о комиссарах связник ничего не сказал. На лице же его ничего не отразилось, по-прежнему сияла доброжелательная улыбка, хотя через несколько мгновений появилось новое выражение — этакая легкая высокомерность.
— И давно введен этот новый порядок, господин главный редактор? — спросил он построжевшим голосом — Рихард продолжал вести свою игру, выхода у него не было.
— Три дня назад. Берлин потребовал это в обязательном порядке, и мы вынуждены были подчиниться, — проговорил главный редактор виноватым тоном. — Ну что, пойдем к партийному комиссару?
— Пошли. — Зорге сожалеюще кашлянул и поднялся из мягкого кресла, в которое его усадил главный редактор.
Кабинет комиссара находился на этом же этаже, в другом конце коридора, застеленного длинной бежевой дорожкой, и был больше, солиднее кабинета главного редактора и обставлен был богаче.
За огромным столом размером не менее футбольного поля сидел тщедушный большеухий человек с прыщавым лицом, щучьим прикусом узкого рта и бесцветными глазами.
Прежде чем войти в кабинет партийного комиссара, главный редактор робко стукнул костяшками пальцев в дверь один раз, другой, дождался, когда хозяин кабинета ответит и лишь потом удовлетворенно
