Книга Мальтийский крест - Марина Маслова

разобраться в этом. Я наслаждалась вкуснейшим обедом, наблюдала за происходящим за столом, следила за Соней, поправляя, если она делала что-нибудь не то, и слушала наставления Татьяны Андреевны. Она объяснила мне, что видеться мы будем только за обедом и целый день я должна самостоятельно принимать решения. Настаивает она только на обязательной прогулке, занятиях по развитию речи и часовом отдыхе. Остальное — по моему усмотрению, но хорошо бы я подготовила для ознакомления план занятий. Если нужно будет куда-нибудь ехать с Соней, машина в моем распоряжении, нужно только заранее предупредить шофера. Все это прерывалось многочисленными телефонными звонками. Сотовых телефонов было два и лежали они у тарелок обоих супругов, иногда они разговаривали одновременно. Выглядело это невероятно карикатурно, как в анекдотах про «новых русских», и если бы мне это рассказали, я бы смеялась, но теперь видела сама, что передо мной просто два очень занятых деловых человека. Потом я узнала, что Татьяна Андреевна владеет сетью салонов красоты и парикмахерских, а Михаил Петрович — президент банка. За десертом пытке подвергся Алик, которому выговаривали за тройку по математике. Его лишили карманных денег до конца недели и обед закончился. Хозяева уехали на работу, а я отправилась в детскую знакомиться с Соней поближе.

Дни потекли чредой. Я приезжала к половине девятого, выбирала, что Соне одеть, следила, чтобы она тщательно вычистила зубы, потом мы с ней завтракали на кухне, наблюдая, как кухарка Нина Васильевна чистит овощи к обеду и одновременно ловко выжимает нам по полстакана апельсинового сока. Все было механизировано, кухня сияла чистотой, Нина Васильевна успевала глянуть одним глазом в телевизор на очередной бразильский сериал и рассказывать мне о своем сыне, который учился в университете и интересовался компьютерной графикой. В это время домработница Лена, которую здесь называли горничной, убирала детскую и мы с Соней отправлялись играть и заниматься. Потом мы уходили гулять и возвращались к обеду. Обед я про себя называла «час правежки», ибо Татьяна Андреевна, сидя во главе стола, принимала отчеты, отдавала распоряжения и устраивала выволочку сыну, повторяя все время, что он напрасно считает себя богатым и, если выучится и будет слушать ее советы, то заработает себе богатство сам. Михаил Петрович при этом благоразумно молчал, считая, что работая с утра до ночи, он заработал право хотя бы спокойно пообедать. Мы с Соней пока не вызывали ее раздражения, напротив, ей нравилось, как я занимаюсь с девочкой. Мы действительно постепенно нашли с Соней общий язык. Малышка нуждалась во внимании и ласке, ей нужна была рядом настоящая мать, а не женщина, которую она видела каждый день по часу за обедом. Я постаралась завоевать ее, скоро она доверчиво рассказывала мне, как жила с няней, как ее обижает иногда Алик, как бы ей хотелось завести собаку или кого-нибудь еще. Особенно мы любили обе «тихий час», когда садились на диване и я читала Соне «Мери Поппинс» и «Маленького лорда Фаунтлероя». Однажды Соня доверчиво обняла меня и спросила тихо:

— Катерина, а ты от меня не улетишь, как Мэри?

— Ну как же я могу улететь, тогда послезавтра пропадут билеты в театр и еще мне хочется посмотреть на кошек Куклачева, а туда без детей не пускают, так что придется мне остаться с тобой! — я ерошу Соне волосы и она счастливо улыбается.

Я понимаю, что с тех пор, как уволилась ее няня, девочка была в доме очень одинока. За ней неукоснительно следили, она была сыта и чисто одета, но никто не садился с ней вот так, обняв, и не разговаривал по душам о разных маленьких детских секретах, не играл с ней в куклы, не рассказывал сказки. Другим удовольствием стали танцы. Соня была очень неловкой, девочка никогда не общалась с другими детьми и, тихая, как мышка, не умела играть в подвижные и шумные игры. Я предложила ей однажды станцевать что-нибудь под музыку и, увидев ее недоумение, показала, как танцуют польку. Соня затопала невпопад. Тогда я рассказала ей несколько глав о детстве Галины Улановой из своей любимой детской книжки. С тех пор мы часто включали музыку и кружились по комнате, размахивая руками. Я стала замечать, что Соня делает это все лучше и лучше. Мы ходили на утренники в Большой театр и с увлечением смотрели детские балеты. Потом дома Соня показывала мне, что запомнила и мне очень нравилось, как она все смелее двигается под музыку. Языки мы учили в игре, например, когда читали «Маленького лорда Фаунтлероя», я говорила Соне, как нужно здороваться, как вежливо интересоваться делами и здоровьем на английском языке.

— Я теперь могу разговаривать с английским лордом?

— Вполне, — засмеялась я, — но сначала потренируйся на своих родителях.

Когда мы вышли к столу, Татьяна Андреевна разговаривала по телефону, но Михаил Петрович, к счастью, вошел в роль и важно отвечал на ее вопрос о делах и здоровье, а потом посадил на колени и, целуя, заверил, что Соня теперь вполне может ехать за границу, с такими познаниями в английском она не пропадет.

— Мерси, месье! — ответила моя умница, подумала и добавила, — Мон папа!

Михаил Петрович рассмеялся и сказал уже мне:

— Больше всего я ценю, что вы преодолели Сонину застенчивость. Из нее и по русски-то не вытащить было ни слова, мы боялись, что это дефект развития.

— Это дефект воспитания! — сказала я, имея в виду, как мало они сами уделяли внимания своей дочери, но я напрасно надеялась!

— Да, вы правы, — вступила в разговор мать, — нам давно нужно было пригласить квалифицированную гувернантку, Соня слишком долго была предоставлена сама себе. Теперь же я вполне довольна.

До ужина мы играли, читали книжки, я понемногу учила Соню читать. Телевизор мы почти не смотрели, я выбирала только передачи про природу и животных, диснеевские фильмы мы смотрели только по воскресеньям как поощрение. Уложив девочку спать, я ждала возвращения родителей и почти в десять часов уезжала домой. Комната, что мне сняли, была в девятиэтажке на окраине, в Солнцево, и ехать туда приходилось долго. Дома я сразу ложилась, сварив себе чашку кофе, и читала в постели. Вскоре я поближе познакомилась с шофером Сергеем, который водил машину Михаила Петровича (Татьяна Андреевна самостоятельно гоняла на своей «Мазде»), иногда он заезжал за мной утром, когда ехал из гаража и подбрасывал до остановки моего автобуса вечером. Мы все, он, Лена, Нина Васильевна, чувствовали какую-то общность, солидарность наемных работников, хотя тут были свои нюансы. Лене могли сделать выговор, когда она забывала