властные интонации, которые он сохранял потом в течение тех первых дней:
— Добудь носилки, чтобы перетащить его. И врача. Немедленно.
И голос Никандроса, с надрывом:
— Я не оставлю тебя с ним наедине.
— Тогда он истечёт кровью до смерти.
Должно быть, потеря крови на тот момент была весьма существенной, поскольку Дэймен мало что помнил с того момента, когда прибыли носилки, и до того, когда он со смутным удивлением обнаружил, что находится в комнатах отца. В королевских покоях, с выходом на просторную террасу с колоннами и видом на море. Здесь умер мой отец, промелькнуло в мыслях. Но он не произнёс этого вслух.
Он помнил Лорена, всё тем же лишённым всяких эмоций голосом отдающего приказы — обеспечить оборону города, подготовить сопротивление на местах, отправить последние вести на север, их силам, расположенным в Катрасе. Тем же голосом Лорен распоряжался медиками. Тем же голосом Лорен призвал Никандроса преклонить колени, чтобы возвести его затем наместником на Иосе. И тем же голосом Лорен приказал выставить тело Кастора под стражей на всеобщее обозрение. Разум Лорена видел проблемы, подступался к ним, оценивал, а затем — постепенно, с учётом степени важности — решал: сохранить жизнь Дамианоса; укрепить правление Дамианоса; действовать так, чтобы не было заметно, что это он управляет пока вместо него.
Когда затем Дэймен впервые по-настоящему пришёл в себя, стояла глубокая ночь, и его комната была пуста. Он повернул голову и увидел Лорена, лежащего рядом с ним поверх покрывала, всё ещё одетого в тот же изодранный окровавленный хитон, провалившегося в сон от полного изнеможения.
Сейчас Дэймен обнимал Лорена за талию, отмечая с удовольствием, сколь немногое отделяло его от кожи, чьё тепло он ощущал под ладонями: лишь тонкий слой лёгкого хлопка, который смещался, послушный движениям его рук. Было сложно сохранять ясность мысли, когда за изгибом плеча Лорена виднелась едва прикрытая тканью плавная линия его бедра.
— Ты выглядишь как акиелосец, — сказал Дэймен, довольным тоном, окрашенным тёплыми нотками.
— Сними доспехи, — сказал Лорен.
За его спиной раскидывался океан. Он отступил назад, слегка облокачиваясь на мраморное ограждение позади него, за которым скалы обрывались вниз. Нависающие над ними ветви мирта укрывали их от солнца, создавая затейливые узоры света и тени на фигуре Лорена.
Рассеянное возбуждение всколыхнулось в Дэймене при мысли, что эта открытая терраса могла бы стать их свидетелем. Он ощутил мимолётную связь с вирийской традицией публичного соития, собственническое желание видеть и быть на обозрении. Впрочем, это было неприемлемо и совершенно не в его натуре, даже если сады казались достаточно уединёнными.
Он расстегнул нагрудник. Затем снял портупею, медленным отработанным движением.
— Остальное может подождать, — сказал он. Его голос прозвучал тихо.
Лорен обнял его, прижимаясь к груди Дэймена, который теперь, освободившись от доспехов, полнее чувствовал тепло его тела. Поцелуи ощущались как нечто более интимное, когда меч и нагрудник остались лежать брошенными на земле, и не осталось преград между ними. Губы Лорена были приоткрыты для него, и он проник языком внутрь, как ему нравилось. Лорен одобрительно сжал пальцы на его затылке.
В такой одежде он казался почти голым; так много открытой кожи, и ничего, что нужно было бы расшнуровывать. Дэймен прижал Лорена спиной к мраморному ограждению. Обнаженное бедро скользнуло вверх по внутренней стороне его собственного, и это движение слегка задрало край его кожаной юбки.
Это могло бы случиться прямо тогда — стоило лишь дёрнуть вверх юбку Лорена, развернуть его и проникнуть в его тело. Вместо этого, Дэймен думал с нарочитой неторопливостью о том, что теперь у него есть время… и о том, что ассиметричный край хитона Лорена оставлял открытым розовый сосок. Только выдержка помогала сохранять равновесие в борьбе между желанием получить всё и сразу и желанием насладиться каждым моментом.
Когда он отстранился, его кожа пылала, а всё тело было охвачено жаром куда сильнее, чем ему казалось. Он подался ещё немного назад, чтобы увидеть лицо Лорена: его рот был приоткрыт, щёки раскраснелись, и волосы слегка растрепались, приведённые в беспорядок пальцами Дэймена.
— Ты прибыл рано, — произнёс Лорен, будто только сейчас заметил это.
— Да, — рассмеялся Дэймен.
— Я планировал приветствовать тебя у ворот. По вирийскому протоколу.
— Выйдешь и поцелуешь меня прилюдно позже.
— Насколько далеко ты оторвался от них?
— Не знаю, — ответил Дэймен, улыбаясь всё шире. — Идём. Давай покажу тебе дворец.
Лентос был покрыт дикими горами, и с востока меж выступами отвесных скал открывался вид на океан. Волны разбивались об утёсы и упавшие с обрывов камни, и побережье выглядело пустынно и недружелюбно.
Но сам дворец был прекрасен, расположенный в окружении садов с цветочными клумбами, фонтанами и извилистыми тропинками, которые вели к террасам, где открывался поразительный вид на море. Мраморные колоннады простого силуэта вели вглубь, к атриумам, внутренним садам и прохладным уголкам, куда было не добраться ни летней жаре, ни назойливому стрёкоту цикад.
Позже он покажет Лорену конюшни и библиотеку и проведёт по тропинке, которая вьётся через сад, сквозь заросли апельсина и миндаля. Ему было любопытно, сумеет ли он уговорить Лорена окунуться в море или даже поплавать? Делал ли он это когда-нибудь раньше? Было одно место, где мраморные ступени спускались к самому морю, с живописным уступом, с которого можно было нырять, поскольку вода здесь всегда была спокойной. Они могли бы натянуть шёлковый тент в виирийском стиле, под которым сохранялась бы прохладная тень даже в полуденный зной.
Сейчас же он наслаждался просто тем, что вот он, Лорен, рядом с ним, их руки крепко сцеплены, и только свет солнца да прохладный ветерок сопровождают их. То тут, то там они останавливались, и всё им было в радость: и ленивые поцелуи, и привал под апельсиновым деревом — кусочки коры пристали к хитону Лорена после того, как он прижал его к нему. Сады были полны маленьких открытий: начиная с тенистых колоннад и ледяной воды источника, до череды садовых террас с прекрасным видом на море, что раскидывалось внизу, широкое и синее.
Они остановились на одной из них. Лорен сорвал белый цветок с низко свисающих ветвей и поднял руку, чтобы воткнуть его Дэймену в волосы, как если бы тот был простым деревенским юношей.
— Ты ухаживаешь за мной? — спросил Дэймен.
Он чувствовал себя совершенно одуревшим от счастья. Он знал, что все эти ритуалы ухаживания были в новинку для Лорена, но не понимал, почему сам воспринимал всё это как нечто столь же новое.
— Я никогда не делал этого раньше, — признался Лорен.
Дэймен тоже сорвал
