Большая вода. В тот год, когда она пришла в мир, было наводнение. Родители девочки погибли, и жила она с бабушкой.
Слыла бабушка славной мастерицей, учила всех детей рода вышивке бисером. Пыталась она внучку свою обучить этому красивому искусству, но больше всего на свете любила та сладко поспать да вкусно поесть.
Чтобы урок не делать, берёт и мешает бисер: зелёный с красным, жёлтым, чёрным. Сидит потом бабушка с учениками и снова разбирает бисер по цветам. Красный, не яркий, не малиновый, а тёплый, желтовато-красный; зелёный — травянисто-зелёный. Белый и чёрный, чтобы оттенить другие цвета.
Пробовала бабушка отдать внучку учиться резать по кости разные узоры, но словно глупый щенок, закапывала ленивица кости в снег.
Очень печалилась от этого бабушка и наказывала внучку тем, что не давала ей любимую сладость — керчэх, взбитые оленьи сливки с ягодами.
Но тогда Лехтыанут исхитрилась и стала отнимать поделки у младших учеников. Ведь была она от частого сна и обильной еды большой и толстой.
Это были те времена, когда боги Верхних и Нижних земель иногда спускались на землю.
Становилось богам скучно в небесном доме. Брали они в жёны добрых и трудолюбивых эвенкийских девушек. И жили среди людей.
Так было и в ту зиму. Бог Майин вял в жёны самую добрую и умную девушку, и всё стойбище гуляло на этой свадьбе. Богатый калым отдал за невесту Майин — много олешков, шкур песца, металлические пуговицы, медные кольца, посеребрённые пластинки.
И Лехтыанут там была, объевшись, уснула прямо на свадьбе, а когда проснулась, то вышла погулять по стойбищу.
У свадебного чума увидела она упряжку звёздных псов, на которой прибыл бог Верхней земли. Конечно, Лехтыанут сразу поняла, что это необычные псы. Ведь на лохматой шерсти блестели не снежинки, а яркие звёздочки. Представила она, как в небесном чуме, в большом котле слуги бога варят сочное оленье мясо.
Ленивице очень захотелось сесть в упряжку, но вожак оскалил клыки. Тут решила схитрить Лехтыанут и сказала звёздным псам, что послал её бог, чтобы привезла она хомус[2], он должен исполнить свадебную песню невесте.
Заговорил вожак человеческим голосом:
— Здравствуй, маленькая девочка. Тебе надо сначала починить нашу упряжь, только тогда мы сможем слетать на небо.
Очень торопилась девочка, боясь, что откроется её ложь. Сделала всё быстро да неаккуратно и вернулась к упряжке.
Надела упряжь на звёздных псов и плюхнулась в нарты.
Взметнулся снег под могучими лапами небесных псов. Всё быстрее и быстрее бежали они по тундре. И вот уже оторвались от земли и понеслись в небо. Лехтыанут увидела белый шатёр бога, но тут упряжь, сделанная ленивицей кое-как, порвалась, и девочка вывалилась из саней.
Проснулась от страшного сна бабушка, позвала внучку. Не дождалась ответа, и заныло её сердце. Взмолилась она творцу Земли Сэвеки: «Спаси мою нерадивую внучку, и не разлучай нас никогда».
Услышал её горестный плач Сэвеки и, осмотрев свои владения, увидел маленький комочек, падающий с неба. Пожалел он старушку и превратил ленивицу нерадивую в нерпу.
Упала нерпа Лехтыанут в море, а чтобы не расстались бабушка с внучкой, обратил творец Земли бабушку в остров.
С тех пор часто слышали рыбаки протяжный плач нерпы, то девочка просит возвратить ей человеческий облик. Но неумолим суровый бог-творец.
И по сей день приплывают нерпы зимовать и растить потомство на этот остров.
А эвенки сложили о трудолюбии пословицу: у оленя красота — в рогах, а у человека — в руках.
Бусинка и верный Норче
Не очень давно, но и не вчера случилась эта история. Ламское море было щедро к своим детям-эвенкам: давало рыбу для еды, шкуры для одежды и жир для того, чтобы осветить чум долгими ночами. И вот однажды море прибило к берегу лодку. В ней лежал большой белый человек. Лицо его, искажённое от боли, говорило о нелёгкой кончине, но не от голода и холода, а от муки душевной.
Словно злые духи вынули его душу.
Всё, что приносило море, делилось в стойбище по старому неписаному закону. Староста выбирал малыша, уже умеющего говорить, ставил спиной к дарам, брал в руки вещь, а мальчик называл имя мужчины рода.
В этот раз вещей было не очень много: кожаные ботинки, куртка, штаны, всё из мягкой чёрной кожи, патронташ с патронами, ружья при пришельце не было. И мешок. В мешке том были не съестные припасы, а нечто живое. Это оказался очень истощённый от голода щенок невиданной в этих местах породы. Самый опытный каюр[3] ощупал щенка и вынес приговор: «Не жилец». Но пока щенок был жив, он оставался одним из трофеев этого дня.
Онгоче, хорошему охотнику, достался замечательный пояс с патронами. Рядом с ним сидела его дочь Бусинка, было ей уже двенадцать зим. Прошлой зимой потеряла она мать, та умерла в родах. Не подарив мужу сына, ушла в страну вечного холода.
Щенок достался самому ненужному в стойбище человеку Амарче, любившему огненную воду больше матери и отца.
Бусинка дернула отца за рукав и умоляюще посмотрела в родные глаза. И охотник не выдержал. Он вернул патронташ, а вместо него взял мешок с полуживым щенком.
— Сердце Онгоче слишком размягчено от горя, а какой удачливый охотник был, — почмокивая трубками, судили мужчины на совете.
Но Онгоче не было дела до их мнения.
Щенка принесли домой. Бусинка сама по каплям вливала ему оленье молоко, пережёвывала для него оленье мясо, и через две недели щенок, которого назвали Норче, уже бегал по стойбищу за хозяйкой.
Пёс не подпускал к Бусинке ни взрослых, ни детей. Похож он был больше на волка, чем на собаку. И не лаял, как все собаки племени. Сидит, бывало, Бусинка, вышивает себе рукавички бисером, подойдет пёс, положит лобастую голову к ней на колени и ну разговаривать: «Ууу-вуу-ав». И глаза у него были разного цвета: один голубой, другой коричневый.
Норче прекрасно ходил в упряжке, уже в годовалом возрасте его признали вожаком стаи и слушались беспрекословно другие псы.
Многие в стойбище начали завидовать Онгоче и его дочери. И даже говорили шаману, что пёс этот —
