И сейчас я даже была ему благодарна. Хотя предпочла бы, чтобы он разорвал наши отношения как-то по-другому. Не так мерзко и банально.
Но, с другой стороны, теперь я с полным правом могла уйти от всего этого кошмара с чистой совестью, чтобы никогда уже не вернуться в эти отношения.
А вот с Викой все было по-другому. Совсем по-другому. Вика вдыхала в меня жизнь, была очень яркой ее составляющей, и я искренне не понимала, за что?! Когда я звонила ей, то больше всего на свете надеялась, что она начнет просить прощения, как-то оправдываться, умолять не расторгать с ней дружбу, но увы… только это холодное «сама виновата» и все…
Ну что ж, придется и это предательство проглотить и жить дальше, так, как будто ничего не случилось. А, впрочем, ничего и не случилось.
***
Я уже полчаса набирала телефонные номера, но на том конце провода либо стояла тишина, либо говорили, что уже сдали.
На пятом объявлении о сдаче комнаты мне все-таки ответили. Старческий скрипучий голос удивленно поинтересовался:
— Кого надь?
— Я по объявлению…
— Ну и чего?
— Ну и мне бы посмотреть…
— Дак и приезжай, дочка, я туточки.
И бабуля повесила трубку. Нет, ну неплохо, ага. Куда ехать-то?
Я выдохнула и снова позвонила по тому же номеру:
— Ты чего, дочка? Ты ж звонила мне уже. У меня память-то хорошая.
— Да вы же мне адрес не сказали… куда ехать-то?
— Как это я тебе не сказала? Все я сказала!
— Ну что вы… вы не говорили.
— Странная ты какая-то. А ты не мошенница случаем, а то я знаю, вас сейчас как собак нерезанных?! Сталина на вас нет!
Я собрала всю свою волю в кулак и решила, что стоит все-таки попытаться добиться от бабушки точного адреса. Во-первых, она за комнату просила сущие копейки, а во-вторых, адрес, по которому располагается дом, находится совсем рядом с универом. Не придется тратить на проезд деньги и время.
— Ой, вы простите, я не успела записать. Я не мошенница, а студентка.
— Ну раз студентка, то ладно. Но ты смотри у меня… у меня сосед из органов-мигом тебя посадит. Эх, жалко смертную казнь отменили…
Бабушка еще немного посопела в трубку и, наконец, произнесла:
— Приезжай, так и быть.
Я уже еле сдерживалась, не зная, то ли плакать, то ли смеяться, все же ласково произнесла:
— Бабушка, вы мне адрес-то скажите.
— А я что, не говорила?
— Нет, — хотелось зарычать мне, но я была все так же вежлива.
— А, ну пиши дочка. Улица космонавтов, дом восемь.
— А квартира?
— А нет квартиры. Дом у меня.
Я попыталась вспомнить частные дома рядом с универом, но так и не смогла. Ну если бабуля что-то напутала…
— Еду, — ответила я в трубку. Но оттуда уже послышались короткие гудки.
Дом я нашла только с пятой попытки. Он спрятался за многоэтажками, в глубине, под развесистыми липами. Небольшой и ладный он был одним из немногих сохранившихся построек позапрошлого века. Правда краска облупилась и забор покосился, но в целом очень даже симпатичный дом. Два этажа, мансарда, цветы на подоконнике, у калитки герберы.
Звонок на двери отсутствовала, пришлось стучать. Дверь мне открыла старушка сказочного вида. Седые кудельки выбивались из-под платка, ясные голубые глаза смотрели на мир удивлённо и наивно, как-то по-детски. Платье с глухим воротом и поверх белый фартук. В руках вязанье, у ног рыжий кот. Ну как в сказке, ей богу.
— Тебе чего, милая?
— Я по объявлению.
— По какому такому объявлению? — удивленно спросила старушка.
И тут я поняла, что у бабули с памятью совсем беда. Вот неудача-то. Придется снова начинать поиски комнаты, а пока делить жилплощадь с неверным изменником Тохой.
2
— Да насчет комнаты… хотя неважно…
Я уже развернулась, чтобы уйти, но тут она всплеснула руками, шлёпнула ладонью по лбу и засмеялась:
— Ах, по поводу дома… что ж ты молчишь-то? Я-то про котика подумала. У меня объявлений знаешь сколько?
Она посторонилась и рукой указала на дверь:
— Проходи, сейчас как раз чай вскипит, будем пироги есть.
Я с радостью, которую и не думала скрывать, проскользнула в дом.
Внутри оказалось очень уютно и действительно умопомрачительно пахло пирогами. Меня теперь даже если пинками выталкивать-не уйду, пока не съем. Не знаю как у других, но я с похмелья есть хочу, словно меня неделю голодом морили.
— Садись, вон у окошка стул добротный. Ты на другой-то не садись, он шатается. Того и гляди развалится. Дед-то жив был, мигом чинил, а теперь уж как восемь годков его нет, некому подлатать.
Я примостилась за столом, пока бабушка рассказывала про свою жизнь. Да уж… доверчивости ее можно только позавидовать. А ну как я и впрямь мошенницей оказалась бы? Ей ведь одной ну никак нельзя, обманут, если уже не…
— Тебя как звать-то, милая?
— Лизой… Лизой Громовой.
— Лизаветой значит. А я Марья Никитична Круглова.
— Очень приятно. Ой, давайте я вам помогу, — бросилась я на подмогу, когда она разлила чай прямо на стол.
— Что-то совсем руки не держат… — бабушка вздохнула и кивнула мне, — Ну помоги, что уж теперь. Хотя, где это видано, чтобы гостья сама чай наливала?! Однако плохи мои дела.
Я разлила чай по кружкам, и мы сели за стол. Марья Никитична уже достала пироги из старенькой духовки, хотя до этого я была уверена, что пекла она их в печи, которую приметила еще с порога.
Бабуля заметила мой взгляд и усмехнулась:
— В печи-то я давно не пеку. Старая она, почистить некому. Раньше-то Круглов чистил, а как помер… Круглов — это муж мой покойный, царствие ему небесное, Василь Степаныч. Это мне дочка плиту покупала, покуда еще тут жила. А потом укатила с дураком своим черт знает куда и ни слуху ни духу.
— И что же, совсем не приезжает? — решила я поддержать беседу, пока бабушка нарезала пирог. Аромат по кухне шел такой, что у меня слюни чуть ли не на стол текли. Рыжий кот терся тут же, ожидая своей порции.
— Дак нет же, звонит раз в полгода. Но это разве то?
Марья Никитична посмотрела на меня так безнадежно, что у меня сердце защемило.
— Ладно, разберусь сама. Негоже гостью проблемами своими…эх…
— А что же к вам из соцзащиты никто не ходит?
— А… это я к ним никак не дойду. Ноги не несут. Там же надо что-то просить, оформлять, а я не люблю это все. Я сама как-нибудь кручусь. Такие дела, милая. Да ты кушай, остынет же.
