и выходить из нее, мой большой палец на ее клиторе, когда я кружу по маленькому бутону до тех пор, пока она не начинает извиваться в моих руках.
Мое колено между ее ног, я позволяю ей перенести весь свой вес на меня, когда Сиси начинает кончать, оргазм заставляет ее задыхаться напротив моего рта.
— Но я не собираюсь трахать тебя сейчас. Не тогда, когда тебя может кто-нибудь увидеть. Я уже говорил тебе раньше, Дьяволица. Ты только для моих глаз. Твои звуки, — я сильнее надавливаю на ее киску всей рукой, тыльной стороной ладони сжимая ее клитор, в то время как мои пальцы глубоко погружаются в нее, — твое выражение лица для меня, и только для меня. Понимаешь?
— Да, — она едва может говорить, когда падает на меня, ее голова на моем плече, ее дыхание прерывистое.
— Хорошо, — я поднимаю пальцы, покрытые ее эссенцией, и подношу их ко рту, посасывая их. — Потому что мне пришлось бы убить любого, кто увидел бы тебя, — добавляю я, моя другая рука все еще на шее Сиси, когда я нежно массирую ее плоть. — Я бы выколол им глаза и превратил их мозги в кашу, — хриплю я, во мне закипает ярость при мысли о том, что кто-то другой смотрит на нее.
— Ты бы сделал им лоботомию? — спрашивает она, забавляясь.
— Я бы уничтожил все органы чувств, — продолжаю я и замечаю, что ей нравится мое описание. — Я бы сделал так, чтобы от них ничего не осталось. Ты этого хочешь, Дьяволица? Ты хочешь, чтобы я разобрал их на части, пока ты смотришь? Тебе бы это понравилось, не так ли? Смотреть на реку крови, которая вытекает из их вен ... — Я замолкаю, чувствуя, как учащается ее пульс.
— Ты думаешь, я не понял, что тебя возбуждает кровь? — Она тихо ахает, поднимая свои красивые глаза, чтобы посмотреть на меня, такие светлые и большие, и трахните меня, если то, как она смотрит на меня в одиночку, не лишает меня мужества.
— Что в этом такого, что тебя так возбуждает? Дело в цвете? Этот темно-красный, который завораживает и мучает чувства? Или это последовательность? Это липкое чувство, которое напоминает тебе о моей сперме по всему твоему маленькому телу?
Ее тело начинает дрожать, мои слова влияют на нее так же, как и мои прикосновения. Ее щеки раскраснелись, зрачки такие чертовски большие, как будто она утопилась в белладонне.
— Или подожди, — я тихо смеюсь, двигая губами по ее щеке, пока не достигаю ее уха, покусывая маленькую мочку, — я думаю, это зрелище жизни, покидающей тело, которое так возбуждает и беспокоит тебя. Тот факт, что красный - это сама суть жизни, и когда она течет.., — я делаю паузу, когда слышу ее вздох, — Ты получаешь контроль над смертью.
Губы Сиси открываются и издают стон, прежде чем я проглатываю его целиком своим ртом, ощущая ее удовольствие как свое. Это простое действие заставляет меня кончить на месте, мой член дергается в джинсах, брызги спермы окрашивают внутреннюю часть моих штанов.
Спустя несколько минут Сиси обретает контроль над своим телом, и когда она смотрит на меня, то я знаю, что она чувствует, как чертовски сильно я кончил, просто доставляя ей удовольствие.
Уголки ее рта приподнимаются в озорной улыбке.
— Ты опасен, — шепчет она, ее рука скользит вниз по моей груди, — но, может быть, я более опасна, — говорит она, просовывая руку под пояс моих штанов, обхватывая меня и быстро поглаживая, ее рука собирает всю мою сперму, когда она подносит ее к своему лицу. Сиси дразнит меня своим языком, слизывая мое семя со своих пальцев, все время одаривая меня своим невинным взглядом.
— Вот именно, Сиси. Нам нужно возвращаться, — выдыхаю я, едва сдерживаясь. — Сейчас же.
Она дважды моргает, когда осознает срочность моих слов, и на этот раз она начинает вести себя прилично, вероятно, зная, что, если она толкнет меня за дверь, то я трахну ее прямо здесь, а потом мне придется убить любого невезучего прохожего.
Мы тихо грузим священника на заднее сиденье моей машины, а затем возвращаемся в лагерь, уточняя планы.
Верная своему слову, Сиси создала доску контактов для всех, о ком мы смогли найти информацию, причем у некоторых людей все еще были вопросительные знаки — например, у ДеВилль и Гуэрра.
Есть вопросительный знак и от Мейстера к Майлзу, но другие его связи с моим отцом и братом становятся все более очевидными.
Одетая в широкие брюки и обтягивающую рубашку, она стоит перед панелью, большим пальцем поглаживая подбородок, пока обдумывает информацию.
— Есть кое-что, что меня не устраивает, — Сиси поворачивается ко мне, хмурясь. Я киваю ей, чтобы она продолжала, сажусь на стул и жду, когда она заговорит.
— Смотри сюда, — она указывает на все российские синдикаты, которые, как подтверждено, связаны с Майлзом. Те же самые, которые сейчас жаждут моей крови.
— Некоторые из этих организаций очень маленькие, — отмечает она, беря файл и просматривая каждую по частям. — У Васильева в общей сложности около пятидесяти человек, у Семенова еще меньше. У вас с Ельчинином больше всего подчиненных, но даже это не очень хорошо.
— Ты критикуешь мою организацию, Дьяволица? — я растягиваю слова, но она только закатывает на меня глаза.
— С такими цифрами, зачем им вкладывать деньги в эксперимент с суперсолдатом? Что им от этого будет? И эксперимент, в котором тоже нет никаких достоверных данных.
Мои губы изгибаются, и я не могу не смотреть на нее с благоговением.
— Ты была бы права, — я встаю со стула и направляюсь к ее доске, продолжая наблюдать за ней, пока она рассказывает мне о своих рассуждениях.
— Сначала я подумала, что, может быть, они захотят этих суперсолдат для своей собственной организации, и, конечно, кто бы не хотел кого-то, кто не чувствует боли, — Сиси наклоняет ко мне голову, — не испытывает страха и практически является военной машиной. Но это непомерная сумма денег, которая стекает с их счетов и поступает на них, — она протягивает мне бумаги.
Мне даже не нужно смотреть, чтобы понять, о чем она говорит, так как я уже выучил их наизусть.
— Потом я подумала, что, может быть, им хотелось
