у меня совершенно хуевый вид. Максимально страшный. Интересно, а если я попробую сам вправить нос обратно, как это делают в фильмах - будет лучше или хуже? Пытаюсь надавить на него пальцем, но боль такая адская, что я сразу бросаю эту идею. Нужно ждать, пока подействует обезболивающее и пробовать еще раз. Отправить мартышку в аптеку за шприцем и ампулами, и нитками. Наверняка пару швов даже эта криворукая сука сможет сделать, а потом, когда выгребу - организую себе нормальную пластику. Проблемы нужно решать по мере поступления, и разодранная рожа, даже если я пиздец, какой урод - не самая первостепенная на повестке дня.
— Я могу что-то приготовить. - Мартышка ставит на стол кофе и пододвигает вазу с печеньем.
— Может, минет? - Лыблюсь и раздвигаю ноги.
Она перепуганно отодвигается подальше нас пуфике.
— Что, не нравится? А раньше сама в трусы лезла, и прям старалась. Кстати, я тут подумал, что эти твои навыки нам скоро пригодятся. Пришло время отрабатывать красивую жизнь, мартышка. В буквальном смысле.
— Я все тебе отработала, - бормочет она.
— Да ты что?
Смех получается какой-то булькающий и вязкий. И даже пара глотков горячего кофе не очень помогают. Похоже, гад Сабуров повредил гортань и у меня образовался отек. Интересно, что будет завтра? Превращусь в один большой синяк? Зато рожа станет неузнаваемая - можно будет шататься хоть где.
— Олег, я делала все, что ты просил. - Виктория теребит жидкую кисточку на поясе халата. - Я хочу… просто жить. Дальше. Как-нибудь сама.
— Какие вы все вдруг стали самостоятельные и независимые, как только в моих карманах перестали хрустеть бабки. Твари продажные. Все.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Все ты знаешь, - веки становятся тяжелыми. Черт, сколько же я спал за последние сутки? Пару часов и то в машине. - Нет, мартышка, ты сначала отработай каждую копейку, а потом - гуляй на все четыре стороны.
На самом деле, это может быть полезно. Виктория, хоть и выглядит не ахти, каким-то образом умеет втираться к мужикам в доверие и в трусы. Я знаю, кому и как ее можно впихнуть, знаю в каких местах любят тусить разные подходящие «папики». Свою рожу, естественно, светить не буду, но она сможет приносить неплохую прибыть. Хотя бы на первое время.
— Поработаешь на меня месяц, может два. Тебе не привыкать ноги раздвигать. И не надо рожу кривить, как целка не ёбаная. Ты должна мне за все это.
Поднимаю руку, чтобы покрутить пальцем, но грузно роняю ее обратно, потому что по весу это примерно как жать от пола сотку сломанным запястьем. Черт, что ж меня так развезло?
— Мне нужно лечь. - Пытаюсь встать на ноги, но понимаю, что почти их не чувствую. - Эй, мартышка, помоги мне.
Она сидит напротив, расплывчатая в «свете» моего подернутого дымкой боли зрения. И не спешит срываться с места.
— Как-то странно себя чувствуешь? - интересуется мартышка, медленно запускает руку в карман халата и достает оттуда какой-то пластиковый пузырек. Трясет его около уха и оттуда раздается унылый стук одинокой таблетки. - После того, как ты меня избил, у меня начались ужасные головные боли и приступы бессонницы. Я пошла к твоему врачу, Абрамову. Помнишь? Сказала, что ты меня послала и приказал поставить на ноги. И он выписал мне эти замечательные таблетки. Чтобы я спала по двадцать часов в сутки. Просто волшебные таблетки. Но знаешь, что плохо?
Блять.
— Ты дала… мне… - Я уже еле ворочаю языком.
Мысли в голове становятся вязкими, я уже почти не соображаю, где нахожусь и что происходит. Кто там сидит напротив? Точно мартышка? Или это Сабуров, материализовался из пространства?
— Плохо будет, если переборщить, - вздыхает Виктория и, наконец, встает.
Подходит ко мне и загораживает свет, как большая безобразная туча. С трудом, но все же чувствую ее брезгливое прикосновение ногой к моему колену. Поняв, что я не способен даже дернуться в ответ, пинает меня так, чтобы я упал ничком прямо на пол. Чувствую себя насекомым, которое барахтается в масляной луже, но в отличие от жука, я, блять, даже лапкам пошевелить не могу.
— В баночке шестьдесят таблеток. Я пью их две недели по две штуки на ночь. Это - много. Максимальная доза, потому что после твоих побоев и всего, что ты сделал с моей жизнью, мне хочется спать столько, сколько нужно, чтобы в один прекрасный день проснуться и понять, что мне уже насрать на тебя и на твои угрозы. Поэтому я подумала и решила, что…
Она снова трясет пузырьком.
А мои глаза предательски закатываются.
Блять, я выкарабкаюсь. Я должен.
— Вызови… врача, - прошу, противно растягивая слюни деревянным языком. - Прошу… пожалуйста…
— Что? - Она присаживается рядом на корточки. - Ты что-то говоришь?
— Пожалуйста… вызови…
— Забавно, что я просила тоже самое, помнишь? Когда ты колотил меня ногами и рассказывал, что сделаешь, если я буду кричать.
Перед медленно гаснущим сознанием мелькают рваные кадры того дня.
Она тоже просила позвать врача. Обещала, что никому не скажет.
Это не может быть конец.
Черт, я смогу встать.
Я точно смогу.
У меня почти… получилось…
Эпилог: Меркурий
Эпилог: Меркурий
Сто лет не отдыхал, или даже немного больше. Причем в теплых и даже жарких странах в свое время бывал так часто, что с морды лица не успевал сходить загар. Да и со всех прочих не особенно интимных частей тела - тоже. Когда-то, после окончания второй мировой войны, лозунгом американских военно-морских сил были слова: «Хочешь увидеть мир — вступай в ВМФ!». Немногим позже среди разросшегося движения пацифистов родился несколько измененный лозунг: «Вступай в армию, если хочешь увидеть мир, встретить много интересных людей и убить их».
По сути, я в своей жизни воспользовался именно второй вариацией, пусть и с известными оговорками. Жалею ли я о таком выборе? Нет. Стыжусь ли того, что приходилось делать? Пожалуй, тоже нет. Надо быть честным с самим собой. Я никогда не убивал безоружных – и считаю это пусть не оправданием для себя, но неким смягчением того приговора, что мне обязательно вынесут возле кипящего котла.
Сейчас, наблюдая за двумя самыми любимыми для меня людьми во всем мире, я размышляю о том, что
