все произошедшее со всеми нами – невероятно извращенный и жестокий, но все же урок. Нет, я ни в коем случае не готов пройти его снова. И сто крат не готов и костьми лягу, чтобы ничего даже отдаленно напоминающего не случилось ни с Верой, ни с Волчонком.
Но…
Всегда есть сраное «но».
Тогда, в нашу первую встречу с Венерой, если бы я не включил привычного мне мудака, а разглядел бы в невзрачной мелкой девчонке самый настоящий бриллиант, без которого теперь не могу помыслить собственную жизнь, если бы мы тогда взялись за руки и пошли пить кофе – у нас бы ничего не вышло. У меня бы ничего с ней не вышло. Банальное и непробиваемое: не был готов к настоящим человеческим отношениям. Не к временным потрахушкам, не к смене одной женщины на другую, не к бегству от самого себя и собственного прошлого, не к обвинениям, пусть и не осознанных, себя во всех смертных грехах. Не ко всей этой шелухе. Не к напускному и якобы статусному. Я не был готов любить и, что еще страшнее, не был готов позволить любить себя.
Да, я был честен.
Но я был мудаком.
И я часто думаю об этом.
Стараюсь не грызть себя и не ныть, что из-за меня мы потеряли несколько лет возможной счастливой жизни. Потому что не было бы ее у нас. Я бы обязательно где-то что-то сломал.
Надо бы забыть и выбросить эти мысли из головы, но не могу, да и не хочу. Потому что они напоминают мне, насколько дорога мне Венера, как сильно я обязан ей тому, что вновь показала мне, что могу жить, а не существовать. Что взяла мою руку в свою и не выпускала гораздо дольше, чем это вообще доступно обычному человеку.
Она необычная.
Она волшебная.
Она – моя.
А я просто счастливый мужик, который готов делать все, чтобы его любимая женщина счастливо улыбалась. И плевать, что об этом говорят в отдельных мужских пабликах.
Собираю на поднос прохладительные напитки и иду на пляж. Ноги тонут в горячем песке, в лицо толкает приятный, напоенный морской солью ветер. Это отличное место, красоту которого не передают даже сочные цветные фотки, которые я смотрел, когда выбирал, куда мы поедем.
Вера не очень любит жару, ей, я уже знаю, больше по душе прохлада Скандинавии. Ничего, мы съездим и туда. Но разок пожарить окорочка на море тоже надо, в конце концов, не это ли голубая мечта каждого затраханого работой человека?
Кстати, о работе, мой мобильный хоть и не отключен, но почти все время молчит. Уезжая, я редупредил звонить мне только в случае экстренных ситуаций, вроде нашествия марсиан или помидоров-убийц. Ни тех, ни других, судя по всему, все еще не случилось. Надеюсь, так оно будет и впредь, до нашего возвращения. Благо, «Щит Групп» работает стабильно, процесс налажен и обкатан, так что за пару недель моего отсутствия никакого бардака не произойдет.
Вера ушла из большого балета и теперь преподает в детской танцевальной школе. Уж не знаю, но, кажется, и Волчонка она собирается туда затащить. Лично я считаю, что пацану, ожидаемо, нужно идти в единоборства. Не для того, чтобы бить других, а чтобы не били тебя. Предвкушаю грядущие «битвы» на эту тему.
Но вариант танцев и единоборств тоже рассматривается. В любом случае, решать будет сам Волчонок. Я точно не из тех сумасшедших родителей, которых пихают собственных детей во все под ряд кружки и секции, называя это заботой о его развитии. О собственных нереализованных амбициях они заботятся, прежде всего, а уже потом о ребенке.
Но это всего лишь мнение деревянного чурбана без подозрения в нем маломальских знаний и психологии.
Когда подхожу ближе, замечаю, что Венера как-то странно нахохлилась, сидя ко мне вполоборота, и даже вроде подрагивает. Да так и есть, она плачет.
По моей спине точно как будто бьют плеткой. Бросаюсь на бег и в несколько мгновений оказываюсь рядом с женой и сидящим напротив нее сыном. Напитки, само собой, остаются разлитыми на песке, но мне вообще плевать.
— Что случилось?
Профессиональным взглядом осматриваю открытые участки ее тела. Мало ли укусила какая-то местная гадость.
— Мама плачет… - почему-то шепотом говорит Волчонок.
Он выглядит даже не удивленным – ошарашенным. Но точно не испуганным.
Венера поднимает на меня взгляд.
Ее лицо залито слезами, но глаза настолько яркие и огромные, она буквально сверкают счастьем, что я даже не знаю, что и сказать.
— Что…
— Мама… - произносит она одними губами, тянет к Волчонку руки – и тот с готовностью подползает к ней, чтобы тут же оказаться в цепком капкане ее объятий.
«Мама плачет…» - так сказал сын, а я даже не обратил внимания.
За все время, что мы втроем вместе, он никогда не называл ее мамой. Поначалу сторонился, даже несколько раз плакал. Но мы много говорили с ним. Не как с ребенком, как со взрослым. Не уговаривали, не заставляли переступить через себя, ни на что не давили. И, главное, дали понять, что он всегда и при любых обстоятельствах может рассчитывать на нашу общую любовь, которая к нему ни за что не ослабнет.
Медленно, очень медленно Волчонок начал открываться. Мы не торопили. Просто жили, радуясь друг другу, радуясь тому, что можем быть вместе.
Обнимаю обоих, да так сильно, что слышу их спасительный и веселый писк.
Мне до сих пор стыдно перед Валерией. Да, я ее не обманывал и не давал повода надеется, что между нами могут быть полноценные чувства. Но одно дело договариваться на берегу, и совсем другое – женское сознание. Я должен был предвидеть, что ее чувства не останутся в плоскости договорного брака, что они дадут корни и ростки.
Я должен ей. И дело вовсе не в деньгах. Было бы очень просто, если бы можно было отделаться финансовыми выплатами. Я должен ей счастье и спокойствие своего ребенка. И это не громкие слова.
И именно потому я от всего сердца желаю ей огромного и взаимного счастья. Благо, какое-то время назад узнал, что она начала встречаться с Сергеем. Я никогда не был набожным, но в тот день пошел и поставил за них свечку. Как бы глупо это ни звучало.
Серега изменился. Из сволочи, какими были все мы, стал нормальным мужиком, который, о чудо, больше не охотится на
