понимал, что Семирод не причинит вреда Маруське. С другой стороны, ему стало крайне любопытно, о чём собирался разговаривать старик с девочкой. Пилорат снял жаркое с углей и поставил маленький походный заварник. Через некоторое время на пороге появилась Маруська, а меридинец, что-то шепнув ей на ухо, закрыл дверь за собой.
— Подойди, дитя.
Она подошла.
— Присядь рядом со мной.
Она села.
Семирод протянул ей кружку слегка остывшего чая, она взяла, но пить не стала. Маруська держала её в руках и смотрела в густую седую бороду человека. По какой-то причине она всё еще опасалась пересекаться взглядом со стариком, особенно когда рядом не было ни Пилората, ни полюбившейся ей Закхры.
— Если боги позволят, завтра мы доберемся до места. Ты понимаешь, что это значит?
Она кивнула.
— Я всё сделаю сам, но кое-что придется сделать и тебе. Я вижу, ты девочка крепкая, но ушедших стоит проводить слезой. Омыть свой лик от груза, что на себе несешь. Не сдерживай горе внутри себя, оно лишь терзает твоё сердце и не позволяет твоим родным перейти Смородинку. Тебя учили «Славному слову»?
Она покачала головой в стороны.
— Когда мы придем, ты… — вдруг Семирод замолчал. Маруська посмотрела в глаза старику, но лишь на мгновение. Этого мгновение хватило, чтобы разглядеть в них, то, чего он не ожидал. — Ты уже чувствуешь? Ты всё это время чувствовала?
Она не ответила, потупив глаза в чашку. Ответа и не требовалось.
«Боги», — задохнулся в собственных словах Семирод. Неужели она всё это время не просто ощущала боль и груз потери на своих плечах, так и чувствовала духовную связь? Маруське было всего десять, четыре лета до начала базового обучения духу, да и кто бы стал браться за сельскую девочку, коей на роду написано стать домашней стряпухой.
— Сильно?
Маруська взяла его за руку и сжала как могла.
— И ты всё еще хочешь пойти? Там будет больнее.
Она кивнула и отпустила.
Семирод может и скрывал, но сам опасался столкнуться с болью, ненавистью и тьмой, что поселилась в тех землях. Каждая душа, что наслаждалась жизнью, бьется в агонии мучений, надеясь, что кто-нибудь сможет отпустить их к богам. Он знал, что ему придется разделить их страдания на момент ритуала, но и понятия не имел, что Маруська несет в себе эту боль уже долгое время.
— Ступай, дитя. Позови всех остальных, покушайте. С рассвета и до конца ритуала пища запрещена.
Девочка поклонилась и выбежала. Через мгновение на пороге появилась Закхра, что потирала замершие руки, и Пилорат. Меридинец заметил, что Семирод надевает накидку и берет свой походный посох.
— Ты куда на ночь?
— Искать ответов у богов, — коротко ответил тот, а затем обернувшись на Маруську, положил руку на плечо Пилората. — Иди к ней, она в тебе нуждается. Сделай так, чтобы спала котенком, и сами боги не тревожили её сон.
***
Среди смрада и гниющего заживо металла, все еще теплился огонек жизни, что панически рвался из угла в угол, пытаясь избежать тёмного касания смерти. Воздух постепенно обретал сладковатый металлический привкус, от тел и кусков плоти, разбросанных по округе. Без хозяев, что рвались покинуть своё жилище, некому было заняться уборкой, а количество трупов всё увеличивалось.
Мира привела Балдура и Коклотка к месту, где они с Дэйной наметились встретиться. Женщина до сих пор благодарила богов, за то, как они помогли ей быстро отыскать дорогого ей человека. Были ли они настолько благосклонны к Дэйне? Оставалось лишь гадать.
Они находились посреди очередного полузаброшенного помещения, которых, казалось, в этом месте были сотни. Эвакуация шла уверенным темпом, так как всё меньше и меньше им встречались местные работники или жители, что при виде нежданных гостей бросались под столы.
Мира заметила небольшую комнатушку, из которой прекрасно просматривалось всё окружение. Стоять у всех на виду, ожидая прибытия Дэйны
