так, как поэт трагедию, но он не передает точного смысла событий. Точка зрения, которую избирают обыкновенно для рассказа или оценки событий X века, неверно избрана. Следовало бы заметить, что на самом деле Одон (Eudes), Роберт I и Рауль (Raoul), феодальные сеньоры, возведенные в короли в ущерб правам Каролингов, понимали и исполняли королевские обязанности совершенно так же, как Карл Простой, Людовик Заморский и Лотарь. Они заявляли те же претензии, обнаруживали те же тенденции и тот же образ действий. Изменяя свое положение и делаясь королями, маркизы Нейстрии и герцог Бургундский неизбежно терпели все необходимые последствия, соединенные со своим новым положением. Они получали в наследство традиции и политику предшественников точно так же, как надевали те же инсигнии, и в своих указах (diplômes) копировали формулы Каролингов.
Короли из дома Роберта Сильного пытались так же, как и Каролинги, расширить границы своей власти. Они сильно заняты подчинением центральной власти различных областей страны, стремившихся, в свою очередь, освободиться и приобрести автономию. Достаточно припомнить постоянные усилия Одона и Рауля удержать в повиновении юг и их продолжительные сношения с наиболее отдаленными монастырями и епископами Лангедока и Испанской марки. Рауль в своих указах всегда заботится титуловать себя: «Король французов, аквитанцев и бургундов». Два последних герцога французов следовали той же политике: короли фактически, они хотели также, в подражание предкам и противникам, заставить признать их власть над Бургундией и Аквитанией. С одной точки зрения трудно найти различие между образом действия Робертинов и поведением законных королей. Те и другие, казалось, были проникнуты убеждением в необходимости сохранить между Францией центральной и остальной частью государства если не административные связи, – сохранение чего делалось все более и более трудным вследствие феодального движения, – то, по крайней мере, внешний вид связи и политического единства.
С другой стороны, все короли X века, к какой бы они ни принадлежали фамилии, желали в той или другой степени, сообразно с их действительной властью и характером, сохранить верховную власть от постоянно увеличивающегося развития феодализма. Им не удалось воспрепятствовать наследственному переходу фьефов; все они видели для себя необходимость выделять своим приверженцам бенефиции, вернуть которые когда-нибудь они не надеялись. Но не видно, чтобы и в этом отношении короли феодального происхождения поступали иначе, чем Каролинги. Напротив, если и было царствование, когда правительство хотело противодействовать полной узурпации бенефициев и государственных должностей, то это, конечно, при короле Одоне. Именно вследствие того, что он не всегда был расположен принять без условий принцип наследственности фьефов, вследствие того, что попытался смягчить удар и удержаться против требований аристократии – он отдалил от себя к концу своего царствования тех самых вождей феодальных, которые его избрали. Более того, Одон восстановил против себя даже самых близких родственников; Карл Простой обязан короной, главным образом, этому недовольству вельмож.
Нельзя отрицать, что в X веке королевский сан был избирательным и в полном распоряжении сеньоров. На самом деле не феодальная идея имела первенствующее значение при избрании короля. Если бы это было так, то предпочтение знати должно было бы всегда переноситься на одного из них. Напротив, они избирали несколько раз королей из Каролингов, которых рассматривают как представителей принципов, совершенно противоположных интересам феодальным. На деле, когда речь шла об избрании короля, аристократия никогда не искала выбора суверена, олицетворяющего наследственность фьефов и независимость по отношению к высшей власти (autorité central). Они прекрасно знали, что их кандидат, сделавшись королем, не станет поступать иным образом, чем те, которые занимали до него трон. Они избирали Каролингов: то чтобы противопоставить их претенденту, которого они не желали, то из привязанности к семейству Карла Великого, в чем нельзя сомневаться. Когда они избирали Робертинов, то тоже не из-за феодальных принципов, но потому, что в них они видели вождей, способных защитить их против внешних врагов; или же – их избирали как богатых собственников, от которых можно было многого ожидать. Таковы причины, побудившие в продолжение ста лет к правлению четырех королей, избранных знатью западных франков не из династии Каролингов.
Предполагаемая оппозиция рас между Робертинами и Каролингами
Теория Августина Тьерри, который видел повсюду борьбу рас, также не может быть допущена при объяснении борьбы между Робертинами и Каролингами, успеха первых и падения последних. Если справедливо, что владение Парижем, Туром и наиболее богатыми местностями средней Франции выдвинуло на вид потомков Роберта Сильного, то все-таки не следует обращать их в исключительных представителей французской национальности и представлять Каролингов как олицетворение элемента германского. Со времени установления для Карла Лысого государства западных франков потомки Карла Великого, царствовавшие на западе от Мааса, были в глазах современников столько же французами и национальны, как и вожди нейстрийские, их противники. Если бы Робертины исключительно представляли стремления расы кельто-латинской и ненависть ко всему иностранному, то их сношения с Германией были бы совершенно иными. Однако и на этом поприще их политика совершенно та же, что и Каролингов. Они искали еще более, чем их соперники, покровительства королей немецких. Нет Капетинга, короля или герцога, который бы не заключил союза с германскими королями; Гуго Капет даже по линии рода матери – близкий родственник герцогов Саксонских. Необходимо признать, что последние Каролинги были даже скорее врагами, чем союзниками Германской державы. С одной стороны, их положение в качестве прямых потомков великого императора и представителей старой традиции, которая, казалось, давала права наследникам Карла Великого на всю Западную Европу, всегда причиняло некоторое беспокойство саксонским герцогам, получившим королевский сан. Оно их стесняло по крайней мере нравственно, при притязаниях, обнаруженных ими позднее на императорскую корону. Со своей стороны Каролинги французские никогда не склонялись без некоторого пренебрежения (и только тогда, когда они были доведены до крайности своими могущественными вассалами Нейстрии) перед суверенитетом королей саксонских; на последних они смотрели как на стоящих более или менее ниже их. Наконец, вечные притязания на Лотарингию являлись между ними и Германией постоянной причиной вражды. Таким образом подтверждается замечание одного историка,29 «что несмотря на много альтернатив и отступлений, инстинкт саксонского дома требовал покровительствовать надеждам и домогательствам Нейстрийского дома против династии Каролингов». Двойная истина вытекает из того, что было изложено. Во-первых, короли Робертинского дома достигли высшего сана при помощи духовенства, французских феодальных сеньоров не как короли феодальные и не в качестве национальных. Во-вторых, монархия под управлением Одона, Роберта и Рауля совершенно та же, какой была она, когда принадлежала потомкам Карла Великого.
Общие причины падения Каролингского дома
Чему же приписать падение законной династии и почему была монархическая власть передана в 987 году наследнику
