внимательно, вы увидите, что Карл более по своей вине, чем по чужой, должен был лишиться своего положения… Если вы желаете вреда государству, то выбирайте Карла. Если нет, то лучше коронуйте славного герцога Гугона…». По мнению Адальберона, все требует, чтобы королем был избран Гуго Капет, который выдается и по благородству убеждений, и по богатству и, в котором найдут защитника не только общих интересов, но и частных (Richerus. IV. 11).
Речь имела успех. Дело решилось в пользу Гуго Капета. Он был избран в короли и коронован в Реймсе в 987 году. При короновании, по Рихерию, присутствовали представители разных народов: галлов (Gallis),
британцев (Britannio), данов – Danio (то есть норманнов). Замечательно, что при возведении Гуго Капета был применен принцип избирательный; впрочем, от него скоро пришлось отказаться: в следующем же году20 Гуго короновал своего сына в короли Франции, что стало обычным при первых Капетингах. Зачем же было два короля? Гуго Капет ссылался на то, что ему предстоит поход в Аквитанию, где он мог легко сложить свою голову, и потому лучше обозначить королевство признанием его сына королем, тем более что и в римское время было два императора: один будто бы для войны, другой для решения дел. Вскоре после своего коронования Гуго Капет искал союза с Византийской империей. В сборнике писем (изд. Аллиса) находится письмо Гуго к византийским императорам Василию и Константину.21 Он просит для своего сына руки византийской принцессы, обещая поддержку, так что в данный момент он, может быть, является соперником нашему великому князю Киевскому Владимиру. Вероятно, он имел в виду только Анну, так как Феофано, другая сестра византийских императоров, была замужем за Оттоном II.22 Гуго искал опоры у Византии посредством брака, так как это несомненно укрепило бы его влияние и положение. Однако при византийском дворе предпочли северного варвара сыну Гуго Капета; это объясняется затруднительным положением императора Василия II Болгаробойцы, которому тогда угрожала большая опасность со стороны мятежников, других претендентов на трон.23 Гуго был слишком далек, а помощи скорее можно было ожидать от Владимира.
В 987 году долгая борьба между Каролингами и Робертинским домом закончилась. Мы должны остановиться на выяснении причин переворота, так как высказываются разные взгляды по этому поводу.
А. Тьерри видел в этой почти столетней борьбе между Каролингами и Робертинами стремление вновь образовавшейся национальности освободиться от «чуждой» династии, стремление возвести «свою» династию, чисто французскую.24 Значит, Каролинги, по Тьерри, были все-таки представителями немецкого начала. Он указывает на то, что Каролинги находят поддержку в германских королях. Однако и Капетинги (Робертины) прибегают к помощи этих королей, и Гуго Капет не менее близкий родственник Оттона I по своей матери, чем Лотарь.
Приведем теперь рассказ самого А. Тьерри в его «Lettres sur l’histoire de France»: «Избрание это совершилось без соблюдения правильных форм. Никому не приходило в голову собирать и считать голоса баронов – это был порыв увлечения; Гуго сделался королем потому, что его популярность была безмерна. Хотя он происходил из германской фамилии, но отсутствие всякого родства с императорской династией, самая темнота, покрывавшая его происхождение, следы которого не восходили далее третьего колена, указывали на него, как на кандидата туземного племени, восстановление которого, так сказать, совершилось только после распадения империи. Всего этого не высказывается прямо современными историками, но этому нечего и удивляться: народные массы, приходя в движение, не отдают себе ясного отчета в побуждениях, которые ими управляют; они идут инстинктивно и стремятся к цели, не стараясь определить ее хорошо. Смотря поверхностно, можно подумать, что они слепо следуют за интересами какого-нибудь предводителя, которого имя делается известно в империи. Но само значение исторических имен основывается на том, что они служили знаменем для большого числа людей, которые, произнося его, знали, что хотели сказать».
«Восшествие на престол третьей династии имеет в нашей истории совершенно иное, гораздо большее значение, чем восшествие второй. Это, собственно говоря, конец господства франков и замена народными королями правительства, основанного на завоевании. С того времени история Франции становится проста. Мы постоянно следим за одним и тем же народом и узнаем его, несмотря на перемены в обычаях и успехи цивилизации. Национальное тождество было единственным основанием, на котором в продолжение стольких столетий держалось единство третьей династии».
«Множество затруднений, представлявшихся в 987 году четвертому восстановлению Каролингов, устрашили германских государей, и они не послали войска на помощь Карлу, герцогу Лотарингскому, брату предпоследнего короля. Принужденный ограничиться слабой помощью своих приверженцев внутри королевства, Карл мог только овладеть Ланом, где благодаря прочным укреплениям город держался в блокадном состоянии до тех пор, пока измена одного из его приверженцев не предала его в руки врагов.25 Гуго заключил его в башню в Орлеане, где Карл и умер. Его два сына, Людовик (Lodewik) и Карл (Karl), рожденные после его заключения, по смерти отца были изгнаны из Франции и нашли убежище в Германии».
С другой стороны, на переворот этот смотрят как на торжество феодального принципа, который выразился в самостоятельности феодальных владений: в признании наследственности ленов и должностей. Причем Каролинги явились представителями прежней традиции, а Капетинги – приверженцами феодальной династии. Наконец, Фриман в первой части своего сочинения объявляет торжество Гуго Капета содействием норманнов.26
В заключение приведем еще взгляды Luchaire’a и Бубнова на воцарение новой династии во Франции.27
Большая часть историков старались противопоставить две династии, которые спорили за высшую власть и за титул короля. Они представляли их как олицетворявшие политические принципы и системы, совершенно между собой различные. Для одних Робертины, владельцы больших земель, представляют феодальную идею, наследственность фьефов (fiefs), разделение суверенитета, независимость от центральной власти. Даже более, нейстрийцы – настоящие представители французской национальности и кельто-латинской расы, естественные вожди движения, имеющего целью окончательно уничтожить единство Каролингское, отделив навсегда восточных франков от тех, которые живут по ту сторону Рейна. Если они были в состоянии одержать верх над противниками, то только благодаря тому, что были в одно и то же время вождями феодализма и национальности. Напротив, Каролинги, более немцы, чем французы, олицетворяли будто бы идеи римские и императорские, принцип централизации общественной (народной) власти: любовь к единству, ненависть к обособленности (particularism) и к феодальным учреждениям. Из этого противопоставления между двумя династиями и двух принципов и проистекает, как полагают историки, интерес, который сопутствует продолжающейся более ста лет борьбе между Робертинами и последними потомками Карла Великого.
Подобный способ представлять события, без сомнения, крайне благоприятен для того, кто, добиваясь более всего успеха литературного, составляет исторический рассказ
