выхода.
— Томми, я точно знаю, что не устраивал это падение специально. Просто не мог вспомнить и испугался. Так что подписал все, что мне подсунули, и дал ей чек.
Потом вышел из больницы, а дальше как в тумане. Очнулся на скамейке посреди какого-то парка в Далласе с пятнадцатью центами в кармане. Сначала хотел отправить телеграмму домой, попросить денег, а потом решил — да какого черта!
Пошел в город, наткнулся на балаган, устроился туда работать и уехал с ними в Мексику. Остальное тебе известно.
— Боже Всемилостивый, — прошептал Томми.
Но теперь он знал, что больше им ничто не помешает. Никогда. Он взял Марио за запястье.
— Это было давно, Мэтт. Очень давно.
— А тебе не кажется… что я обязан Сью-Линн? Что должен вернуться, присматривать за ней и ребенком?
Томми моргнул.
— Так вот что тебя гложет?
— Ага. Во всяком случае, частично.
— Как по мне, — сказал Томми, — ты ей ничего не должен. Кроме, разве что, денег, а их будет нетрудно достать, учитывая, как у нас идут дела. Разумеется, ты должен помогать растить своего ребенка, но не более того.
Марио выдохнул.
— Я так и знал. Просто пытался решить все сам и бегал по кругу, как белка в колесе. Вот поэтому я не звонил ей и не отвечал на письма. Я согласен содержать Сюзи. Сейчас у меня мало что есть, но если Сьюзан поведет себя разумно — а обычно так она и делает — кое-что наскребется. Пока я в состоянии работать, деньги не проблема. А после вчерашнего шоу я насчет этого больше не волнуюсь.
Спокойствие, с которым он это сказал, больше всяких убеждений доказало Томми, что процесс заживления все-таки потихоньку идет. А Марио тем временем продолжал:
— Только после… после вчерашнего вечера… я точно знаю еще кое-что. Я помогу ей с Сюзи, но возвращаться к ней не буду. А то от меня мало что останется. Она сказала номер?
— Она велела передать, что ее номер есть в телефонной книге, и что ты знаешь, где ее найти.
Марио невесело ухмыльнулся:
— Черт. Она успела недурно меня изучить.
Он потянулся к телефону.
Томми ушел бриться. Он не намеревался подслушивать, но стены были тонкие, и он все равно слышал голос Марио — тихий и отчужденный.
— Доброе утро. Я хотел бы услышать миссис Сьюзан Гарднер. Сьюзан? О, позови мамочку, милая.
Долгое молчание. Томми, за компанию вздрагивающий перед лицом испытания, предстоящего Марио, взял себя в руки. Они всегда говорили друг другу: «Я не могу падать за тебя». Это всегда было в основании их отношений, их стержнем.
И теперь, более чем когда-либо, Томми не должен был вмешиваться. Теперь ничто из внешнего мира не могло им помешать.
Наконец, Марио снова заговорил:
— Сью? Это Мэтт. Это Сюзи подходила к телефону? Боже, у нее такой взрослый голос! Нет, конечно, я не говорил ей, кто это. Она все равно не вспомнила бы.
Снова тишина.
— Мне недавно передали. Надеюсь, я тебя не разбудил… Да, знаю, дорогая. Долгая история. Шатался по стране… Да, конечно, поэтому и звоню. Да, давай сейчас, если ты не идешь в церковь…
Он отвернулся, прикрыл верхнюю часть трубки ладонью и позвал:
— Том, Барт приедет за тобой на своей машине? Тогда я возьму Крайслер?
— Конечно, бери.
— Сейчас приеду. Как мне добраться до тебя? Да, найду. Нет, ты вовсе не обязана, дорогая. Позавтракаю в отеле… Хорошо. Буду через полчаса. Обними Сюзи за меня… Разумеется, с удовольствием с ней поговорю.
Томми включил воду на полный напор. Когда он вышел, Марио одевался. В легком летнем костюме, синей рубашке и при галстуке он выглядел совсем незнакомым.
— Надо найти магазин и захватить пасхальный подарок для Сюзи, — рассеянно сказал он. — Какого-нибудь мягкого кролика…
— Посмотри в сувенирном магазине при отеле.
— Да, помню. Передавай Барту привет, — вдруг он хихикнул. — С любовью.
Взяв с тумбочки ключи от машины, Марио направился было к дверям, но развернулся и шагнул к Томми. Обнял его за плечи и мазнул губами по щеке — как не делал с тех пор, как Томми был подростком.
— Не принимай близко к сердцу, Везунчик, — шепнул он и был таков.
На глаза Томми снова навернулись слезы. Марио не сказал этого. Возможно, никогда и не скажет. Но все-таки он имел в виду — я люблю тебя.
Завтракать Барт и Томми отправились в кафе, где проходили встречи клуба. Зал был наполнен подростками, мужчинами и женщинами всех возрастов и всех социальных слоев, а машины, припаркованные перед зданием, тоже поражали разнообразием: от старого разбитого MG, напомнившего Томми потрепанную машину Стеллы, до блестящих Альфа-Ромео, Порше и полудесятка Ягуаров.
Разговоры шли, в основном, об автомобилях, и Томми то и дело выхватывал отдельные обрывки. Барт тоже слушал, потом глянул на часы и сказал:
— Пойдем. Через пять минут начнут распределять номера.
Когда они шли к дверям, кто-то сзади окликнул:
— Ты сегодня без Луизы?
Барт, не убавляя шага, ответил:
— Ей не нравится заниматься расчетами.
На улице Томми поинтересовался:
— Кто такая Луиза?
— Моя жена. Студия обязала нас время от времени появляться вместе на публике, так что я приводил ее сюда пару раз. Только когда она узнала, что это не гонка, и ей придется быть штурманом и рассчитывать среднюю скорость, то очень огорчилась. Не пойми меня неправильно… из женщин выходят отличные пилоты, порой даже лучше мужчин. Но единственные числа, с которыми способна справиться Луиза — тридцать шесть, двадцать два, тридцать шесть[8].
Он ухмыльнулся.
— Но
