…Дэниел открыл глаза: «Похоже, я жив, – зашевелилось в его голове… – Какие-то люди… Кто они?.. Высокий, до самого неба. Ты, часом, не Бог? Сдвинул щётки бровей. Чем же я тебя рассердил? Или ты просто суровый рейнджер, каким и полагается быть рейнджеру?.. Второй… О, Боже!»
Чувства, которые, казалось, уже затеплились в Дэниеле, вновь отступили: их напугала представшая перед его взором кривизна, небывалая кривизна, словно два лица, словно две половины разных лиц. Одного – настоящего, живого, отвечающего миру. И другого… о котором, вторя своим чувствам, скажешь: зачем?!. такого не должно быть… такое не должно рождаться, потому что рождается (всё рождается) для встречи с жизнью, а не затем, чтобы отринуть жизнь, закрыться от неё, напугать её, не затем, чтобы она отринула рождённое; о котором скажешь: на нём – печать антисмысла жизни. И тайна другого лица пряталась внутри того «нечто», что покоилось на месте левого глаза, вместо него. И это «нечто» выглядывало из глазницы клубком чёрных нитей, который заставлял содрогнуться всякого взглянувшего на него.
– Дядя Сэмюель, он снова вырубился.
– Нет, сынок, он испугался. Что-то сильно напугало его в этой жизни, вот он и боится возвращаться.
– Испугался? Хм… Испугался, что остался жив? – усмехнулся Мартин, затем наклонился и потряс незнакомца за плечо. – Пора вставать, друг. Хватит бояться, теперь ты с нами. Слышишь?
– Слышу, – тихим голосом, не открывая глаз, ответил Дэниел. – Кто вы? Скажите своему новому другу.
– Дядя Сэмюель, у нашего друга голос прорезался. Может, и глаза снова прорежутся?
– Думаю, так оно и будет, если он узнает, кто мы с тобой. Мы, парень, лесники. Ты, так сказать, разлёгся на нашей траве и, коли это случилось, можешь считать себя нашим гостем и, надеемся (слово сказано), другом.
– Теперь твой ход, – добавил Мартин.
– А тебя как зовут, друг? – по-прежнему не открывая глаз, спросил Дэниел.
– Мартин я.
Дэниел открыл глаза и сказал, с трепетом в голосе:
– Мартин и Сэмюель… вы представить себе не можете, как я рад видеть вас. Я Дэниел… Дэн. Как заметил один мой друг: «Для родных и для друзей – очень подходяще», – сказал Дэниел, приподнялся, опершись на локти, и стал осматривать траву подле себя.
– Что-то потерял, Дэн? – спросил Мартин.
– Да, вещицу… небольшую. Похоже, обронил, когда приземлился не очень-то удачно.
Мартин вынул из кармана штанов бирюзовый шарик и повертел его в руке (Сэмюель с удивлением глянул на напарника).
– Странная вещица. Она?
– Она.
– Странная, – повторил Мартин (по правой стороне лица его пробежала волна радости). – В камне твердь ощущаешь, а шарик этот… хм, словно поток воздуха в руке держишь. Возьми, Дэн.
– Спасибо, Мартин… Носилки для меня разложили?
– Ты вроде как в полной отключке был, вот дядя Сэмюель и расстарался.
– Я уже в норме.
– Ну, рискни – встань, если в норме, – Мартин протянул Дэниелу руку. – Давай помогу.
– Дэн, скажу честно, – начал Сэмюель, – нам как лесникам не помешало бы знать, какой у вас с приятелем, с тем, что убегает да прячется от нас, интерес в наших владениях.
Приветливость на лице Дэниела сменилась заметной тревогой.
– Вы видели её? Где она?
– Она? – Сэмюель вопросительно посмотрел на Мартина.
– Она, дядя Сэмюель.
– Ну и дела, – сказал Сэмюель, отнеся свои слова то ли к тому, что второй незнакомец неожиданно превратился в женщину, то ли к тому, что племянник скрыл это от него.
– Я сомневался, дядя Сэмюель. Она… – Мартин замялся.
– Она так выглядит, что легко усомниться, – продолжил за него Дэниел.
– И что же вы с ней не поделили, Дэн? Не ту ли безделушку, которую Мартин нашёл?
– Можно и так сказать, – отговорился Дэниел и спрятал глаза. И, вспомнив ещё об одной «безделушке», проверил задний карман джинсов.
Сэмюель, как и Мартин, не мог не заметить, что их гость увильнул от ответа.
– Мартин, вы с Дэном идите домой, а я ещё поброжу, – сказал он и согнулся над носилками.
– Давайте я их понесу. Они же мне предназначались.
– Спасибо, Дэн, не стоит: раскладуха к моей спине притёрлась и наоборот, – ответил Сэмюель, и в том, как он ответил, слышалось: «Не хочешь быть другом, не надо».
– Сэмюель, Мартин, я просто врать не хочу. А правды всей открыть не могу: она не только моя. Не обижайтесь… Об одном должен предупредить: ей нужна Слеза… – Дэниел поймал себя на том, что проговорился, но выкручиваться не стал: зачем же давать им ещё один повод отдалиться от него, и вообще – неприглядно. К тому же оплошность вышла пустяковая. Он пояснил: – Мы, я и мои друзья, так называем этот шарик.
– Слеза – это клёво, – сказал Мартин. – Она будто проливала себя на ладонь, когда я держал Её.
– Дэн, извини, но в одном я должен быть уверен на все сто и спрошу без обиняков: ты как-то связан с наркотиками?
– Нет, Сэмюель, я не имею никакого отношения ни к наркотикам, ни к преступникам. И женщина, которую вы видели, не преступница. Это совсем другое. Но она опасна. Без Слезы она отсюда не уйдёт и попытается забрать Её. И прошу: будьте осторожны.
– И на том спасибо, – сказал Сэмюель и добавил: – Мартина держись.
– Дядя Сэмюель, к обеду ждать тебя будем. Пойдём, Дэн.
Мартин и Дэниел отдалились от злополучного и в то же время счастливого места ярдов на триста. Шли по знакомой Мартину тропинке: он впереди, за ним Дэниел. Там, на папоротниковой поляне, Дэниел ни разу не задержал взгляда на лице этого парня. Если бы это был просто шрам или другой более или менее привычный глазу знак увечья, он не стал бы любопытствовать, но…
– Извини, Мартин…
– Ты про глаз? – обернулся на ходу тот.
– Да, проводник, – сказал Дэниел, сказал не случайно: мысль уже успела перенести его на другую лесную тропинку, по которой вёл его другой проводник, тоже по-особому отмеченный судьбой, и это зародило в нём неясное предчувствие.
– Это, видишь ли, тайна, – с усмешкой сказал Мартин. – В отличие от твоей, которая не только твоя, моя только моя, но всё-таки тайна. Меняю свою на твою. Можно кусочками.
«Такой же хитрец, как Семимес», – подумал Дэниел.
– Она за нами идёт, – сказал Мартин (Дэниел заметил, что в его голосе не было и доли тревожности). – Я слышу её шаги. Хотел спросить тебя: она оборотень?
– Думаешь, они существуют?
– До сегодняшнего дня не верил в эти сказки. Мы стояли в двух ярдах друг от друга и поедали друг друга глазами. Она не зверь, но и не человек.
– Она не человек, Мартин. Но и не оборотень. Один мой друг, по имени Семимес, придумал точное название для этих существ – корявыри.