Не получалось. Веки были слишком тяжелы, все тело болело! Ейснова захотелось вернуться в темноту, где не было боли.
«Дженни! Дженни!»
Ее имя, произнесенное с любовью и отчаянием.
«Бедный Том», – отрешенно подумала она.
Она нужна Тому, и он, должно быть, сходит с ума отбеспокойства. Ей надо идти к Тому.
Но было больно.
«Дженни! Пожалуйста, Дженни, вернись…»
«О нет! Нет, не плачь. Все будет хорошо».
Есть только один путь, чтобы все было хорошо, –вернуться, постараться забыть эту ужасную боль.
«Хорошо, тогда сделай это!»
Дженни сконцентрировалась на тепле, пытаясь приблизить его.Подталкивая себя к нему. Боль была ужасной – болели легкие. Но если естьлегкие, значит, можно дышать, «Дыши, девочка!»
Было чертовски больно, и темнота засасывала, пытаясь сноваутащить ее вниз.
«Так держать, Дженни! Продолжай бороться! О, Дженни…»
Она с усилием открыла глаза. Золотой свет ослепил ее. Кто-торастирал ей руки.
«Я сделала это ради тебя, Том!»
Но это был не Том. Это был Джулиан.
Это он растирал ей руки и звал ее. Золотой свет плясал в еговолосах, на лице.
«Это огонь», – поняла Дженни, которая находилась теперьв другой, сухой пещере, немного просторнее предыдущей. Девушка лежала в чем-тонаподобие гнезда из белого меха, очень мягком, удобном. Тепло возрождало ее кжизни.
Боль немного утихла, однако внутри Дженни по-прежнемуощущала твердый кусок льда. Она была слишком слаба и измождена, чтобы мыслитьясно. Это Джулиан, не Том – но она не могла до конца осознать это.
Он не был даже похож на Джулиана, потому что Дженни никогдане видела Джулиана испуганным. Но сейчас синие глаза потемнели от страха ишироко раскрылись, как у ребенка, – от избытка чувств. Лицо Джулиана,всегда казавшееся высокомерным и надменным, даже в свете огня было бледным ихудым – как будто кожа обтягивала кости, а от улыбки, всегда игравшей на егогубах, не осталось и следа.
Но самым странным было то, что Джулиан, похоже, дрожал. Онпрекратил растирать ладони Дженни, и крупная дрожь пробежала по его рукам.Дженни заметила, как часто он дышит, по тому, как поднимается и опускается егогрудь.
– Я думал, ты умерла, – глухо сказал он.
– Я тоже так думала, – судорожно выдохнула Дженни.
– Вот. Выпей, это должно помочь. – И в следующуюсекунду он, поддерживая голову, поднес дымящуюся чашку к ее губам.
Жидкость была горячей и сладкой, она проникала теплымпотоком в холодный комок внутри, избавляя от него и унося последние остаткиболи.
Дженни почувствовала себя расслабленно; она лежала спокойно,впитывая жар огня.
Как странно… Джулиан был нежен… но ведь он никогда не былнежным. Он принадлежал к тому типу людей, которые не испытывают подобныхчувств. Они черствы, не способны на жалость.
Она, возможно, даже не приняла бы его помощь, но он выгляделзатравленным – как будто испытал смертельный страх.
– Я думал, что потерял тебя, – проговорил он.
– Значит, это не ты наслал воду?
Он лишь посмотрел на нее.
Не время упрекать друг друга. Может, ей следовало что-тосказать – например, о том, что он сделал ей в прошлом.
Он преследовал ее всеми мыслимыми способами.
Но сейчас, здесь, в этой маленькой пещере, в окружении скал,где не было никого, кроме них, а единственным звуком было мягкое потрескиваниеогня… все казалось таким далеким. Частью прошлой жизни. Джулиан не был похож наСумеречного человека, не был похож на охотника. И потом, если он и былхищником, его жертва находилась перед ним, изможденная и беспомощная. У негоникогда не было лучшего шанса. Если бы он захотел ее, у нее просто не хватилобы сил сопротивляться.
Вместо этого он, почерневший от беспокойства, смотрел на неестранным изумленным взглядом.
– Ты бы переживал, если б я умерла, – сказала онамедленно.
Он секунду пристально вглядывался в нее, потом отвел взгляд.
– Ты что, и правда не знаешь? – произнес он несвоим голосом.
Дженни не ответила. Она приподнялась на белом мягком ложе исела.
– Я уже говорила, что думаю о тебе.
– Да. Но…
Джулиан не скрывал, что любит ее, – но Дженни никогдане ощущала нежности в его чувствах.
Она должна была это сказать, но почему-то показалосьнеуместным признаваться в этом тому, кто выглядел таким потерянным. Какребенок, который ждал удара.
– Но я никогда не понимала почему.
– Правда. – Это был даже не вопрос.
– Мы такие разные.
Безумие говорить об этом. Но они оба смотрели друг на другаспокойно, как никогда прежде. Пристально – но без вызова.
«Это что-то значит – смотреть кому-то в глаза такдолго», – подумала Дженни. Ей не стоило этого делать.
Но конечно ей с самого начала было интересно, что он могувидеть в ней. Чтобы следить за ней так долго, с того времени, когда ей быловсего пять лет, чтобы покинуть свой мир, прийти, выслеживать и подстерегать,как будто ни о чем другом он и не думал.
– Почему, Джулиан? – мягко спросила она.
– Тебе нужен перечень? – Его лицо было абсолютнонепроницаемым, его голос был отрывистым и равнодушным.
– Что?
– Волосы, как янтарь, глаза, зеленые, как водыНила, – произнес он, как показалось, совершенно бесстрастно. С таким жеуспехом он мог бы читать вслух домашнее задание. – Но дело не в цвете, а ввыражении. В том, что они становятся глубокими и мягкими, когда тыдумаешь. – Дженни открыла было рот, но он продолжал: – Кожа, котораясветится, когда ты радуешься, золотое сияние тела…
– Но…
– Но существует много красивых девушек. Конечно. Тыдругая. Есть что-то внутри тебя, что делает тебя другой, какой-то особый дух.Ты – невинна. Даже после всего, что с тобой произошло. Нежная. Но в душе какогонь.
– Я не такая, – возразила Дженни почтииспуганно. – Одри говорит, что я слишком простая…
– Простая, как свет и воздух. Люди считают это самособой разумеющимся, но без этого они умерли бы.
Дженни была напугана. Этот новый Джулиан был опасен – онзаставил ее почувствовать слабость и головокружение.
– Когда я увидел тебя в первый раз? Ты была как потоксолнечного света. Все остальные хотели убить тебя. Они думали, я сошел с ума.Они смеялись…
