— Открывай глаза, восточный человек, не бойся! Я же тебе говорила, что чашка с секретом.
Я открываю. Чашка лежит целая.
— Она небьющаяся, — смеётся мама. — Мы специально такую искали.
Вот теперь можно играть по-настоящему! Я беру верёвку, привязываю её к ручке чашки и начинаю изо всех сил раскручивать:
— Внимание-внимание! Новый аттракцион! Летающая чашка! Летает быстрее, безопаснее и выше, чем летающие тарелки!
— Осторожнее! — останавливает меня мама. — Это ведь только чашка с секретом. А зеркала у нас без секрета. И окна тоже.
Про свадьбу
Когда мама сказала, что мы скоро пойдём на свадьбу к тёте Лене, я подумала, что она шутит. Все знают, что свадьбы бывают у молодых девушек. А тётя Лена — взрослая тётенька, она с моей мамой в одном классе училась. Какая же из неё невеста? Всё это я маме и сказала. А она как будто даже обиделась — непонятно на что — и стала говорить, что тётя Лена тоже молодая.
— Ну какая же, — говорю, — она молодая, если вы пятнадцать лет назад школу закончили? У вас только что встреча одноклассников была, ты что, забыла?
— Ничего я не забыла! — ответила мама сердито. Я никак не могла понять, чем она недовольна. — Я-то думала, ты обрадуешься, что можно будет целый день с Розой провести, а ты какую-то ерунду болтаешь.
Ой, точно! Как это я сразу не сообразила? Ведь моя лучшая подруга Розка — родная племянница тёти Лены, и если уж меня приглашают на свадьбу, то её тем более. Да пусть невесте будет хоть сто лет, главное, что мы с Розкой встретимся, а то она так далеко живёт, что мы почти не видимся.
Я тут же кинулась ей звонить. Всю следующую неделю мы по телефону только об этом и говорили. Розка мне рассказывала всякие подробности. Оказывается, тётя Лена совсем не хотела устраивать настоящую свадьбу. Но её мама, то есть Розкина бабушка, заявила:
— Ну нет! Я столько лет об этом мечтала, пусть уж будет всё как у людей: и белое платье, и фата, и машины с лентами, и ресторан, и тамада! И выкуп невесты пусть будет, так подружкам и передай!
— Роз, а что за «выкуп невесты»? — не поняла я. — Где её купать будут? И зачем?!
— Не купать, а выкупать. Ну, в общем, жених и его друзья будут давать деньги подругам невесты, чтобы они её продали.
— По правде, что ли?! Или понарошку?
— Да кто их разберёт… Ладно, увидим!
И увидели. В день свадьбы мы с мамой с утра пришли к тёте Лене. Розка и её мама, тётя Оля, уже были там. Розка была злая, потому что на неё надели пышное платье со всякими финтифлюшечками, а она только джинсы и шорты признаёт. Наши мамы и ещё три невестины подружки встали у порога и не пускали в квартиру каких-то дядек в костюмах. Розка показала мне на одного из них, толстого и бородатого:
— Это жених, дядя Олег.
Ничего себе! Жених должен быть похож на принца, а невеста на принцессу! Вообще-то, тётя Лена, в длинном белом платье, в короткой фате, с красивой причёской, с цветами в волосах, оказалась вполне даже ничего. Но этот дядька был совсем уж не свадебный.
Жених и его друзья просили, чтобы их пустили к невесте, а подружки требовали у них денег. При этом смущённо хихикали и выглядели как восьмиклассницы, которые вдруг решили поиграть в куклы и сами этого стесняются.
А тётя Лена в это время сидела у себя в комнате и ждала, чем дело кончится. Нам надоело топтаться у дверей, и мы решили её навестить. Но в комнате невесты не оказалось. Мы стали всюду искать и наконец заглянули в маленькую комнатку без окон, куда можно попасть только из тёти Лениной комнаты. По-моему, это кладовка, но тётя Лена её называет гардеробной: она там одежду хранит. Невеста сидела в углу гардеробной, на каком-то чемодане, подобрав подол платья и скрывшись за шубами и пальто. Мы с Розкой начали ей рассказывать, как там наши мамы торгуются, но она приложила палец к губам и сказала:
— Тс-с!
Мы удивились, но вышли.
— Слушай! — зашептала вдруг Розка. — А может, она передумала?
— Как это?
— Ну вдруг она подумала: «Зачем мне этот бородатый дядька?» — и решила спрятаться? Ведь она должна была в своей комнате ждать, а она ушла. Значит, не хочет, чтобы её нашли.
— Точно! А вдруг они её найдут?
— Мы должны сделать так, чтоб они не смогли к ней прорваться! Пошли! — и Розка потащила меня на кухню. Там она вытащила из шкафчика четыре банки варенья.
— Бабушка варит-варит каждый год, а никто не ест. Теперь хоть для дела пригодится.
Мы перетащили банки в тёти Ленину комнату и поставили на пороге. Крышки, конечно, сняли.
— Это называется «полоса препятствий»! — гордо сообщила Розка.
Мы ушли в другую комнату и затаились, как тётя Лена.
Про то, что было дальше, даже рассказывать не хочется. В общем, всё получилось не совсем так, как мы хотели. То есть почти совсем не так. Дядя Олег, как мы и рассчитывали, опрокинул две банки и вляпался в варенье. В черничное и в абрикосовое. Но тётя Лена, вместо того чтобы тихонько сидеть в своём укрытии, выскочила оттуда, как только услышала шум. Она бросилась к жениху, у которого все брюки были в варенье, и стала его обнимать, стараясь при этом не испачкать об него своё белое платье! Это было бы очень смешно, если бы тётя Лена при этом не всхлипывала. И если бы все невестины подружки на нас не накинулись. И как они догадались, что это мы банки поставили?
Тётя Оля стала убирать варенье с пола. Жениха увели в ванную отмываться и отстирываться. Оттуда он вышел в голубом махровом халате в цветочек, который надел прямо на пиджак. Потом все пытались высушить брюки. Одни кричали, что надо сушить феном, другие — что утюгом, третьи предлагали подержать брюки над газовыми горелками, четвёртые хотели просто повесить их на балконе — солнце сегодня такое жаркое, что высушит лучше любого утюга. В результате перепробовали все способы, носились с этими брюками туда-сюда, а тётя Лена всё время повторяла:
— Мы опоздаем в загс! Мы опоздаем!
Дядя Олег её успокаивал. А Розкина бабушка сказала:
— Говорила я вам, что жених должен быть в классическом чёрном костюме! А вы всё хотели светлый купить. Хорошо, что я настояла! Даже если пятна и не отстирались, их всё равно видно не будет. А светлые брюки вы бы уже не спасли! Всегда надо слушать, что мать говорит.
Надо же, Розкина бабушка совсем как моя. Ей тоже самое главное — чтобы она права оказалась. И чтобы можно было говорить: «А я предупреждала!»
