Он помолчал, чтобы до всех дошло сказанное.
— Взять этого урода? — неуверенно пробормотал Савельев. — Но как, если он какой-то…
— Не о том уроде сейчас речь. О предателе, который бросил нас. Всё, что здесь происходит — совершенно секретно. Если он дойдёт до города, или дальше, начнёт трепать языком… Он не должен уйти. Вы поняли меня или нет?
— Но, майор, он же свой… — неуверенно пробормотал Савельев, ещё больше выкатив глаза.
— Какой он свой, если он предатель! — рявкнул Мурдяков. — Повторяю для бестолковых: если он уйдет, нам всем конец! Всё, что тут заварили, курирует другая контора, на более высоком уровне! Доходит до ваших мозгов, или нет? Поймите же вы, наконец, речь не идёт о каком-то наказании, не о том, что нас вышвырнут со службы или даже посадят! Нас просто физически уничтожат, закатают в асфальт!
Он снова помолчал, отдышавшись, словно после тяжёлой работы, потрогал повязку на ране и сморщился.
— Чёрт, как болит! Тварь серая! Возьмём транспорт, где-то здесь я видел «Урал»… доберемся и до него. Но сейчас задача номер один — остановить предателя. Поэтому прекращаем детский сад и действуем! Это в интересах государства, в интересах нас всех! Догнать его и уничтожить! Он не нужен нам пленный, не нужен живой, никакой! Только мёртвый! Можете забить его прикладами, вздёрнуть на осине, утопить в болоте! Всё это повесим на серого. Ему уже всё равно — трупом больше, трупом меньше.
Майор выразительно посмотрел в глаза Савельеву.
— Или мы сейчас делаем дело, или показываем, что не способны ни на что. Тогда приходят другие, и делают, а мы уже не нужны. Везде конкуренция, везде приходится рвать сердце, ребятки, — Мурдяков сменил тон, в голосе его послышались отеческие нотки. — Молодые вы ещё, ничего не понимаете. Учи вас, а вы ещё и носами ворочаете. Работу свою всегда надо делать так, словно от этого зависит ваша жизнь. Всегда, понимаете? Даже если мелочь какая-то, даже если ничего от этой мелочи не зависит — а надо рвать и метать! А сейчас — тем более! Сейчас не сделаете, что я вам говорю, мы — лишние свидетели в деле государственного значения. Дошло до вас или нет?
— Дошло, майор! — с ожесточением выговорил Савельев и сплюнул в сторону. — Всё сделаем, всё понятно. Он мне никогда не нравился… Все сю-сю, да ля-ля… барышня кисейная!
Он обернулся к подчиненным и, состроив злобную физиономию, скомандовал:
— Слушаться меня! За мной, бегом — марш!
Углубившись в лес, они поймали взглядом камуфляж, мелькнувший неподалеку за кустами. Сержант, решивший не участвовать в этих играх, ничего не подозревавая, двигался шагом. Ему и в голову не приходило, что его могут преследовать свои. Савельев, осознав это, скривился в злорадной ухмылке, сделал знак перейти на шаг, приложил палец к толстым губам и сбросил с шеи лямку автомата. Пригибаясь и прячась за кустами, он засеменил вслед сержанту, уверенно пробормотав выражение майора: «Возьмем тёпленьким, — а от себя, сплюнув под ноги, добавил: — Гнида!»
Они подобрались к сержанту шагов на двадцать, когда тот что-то услышал, резко обернулся, и, заметив среди листвы движение, понял, что это по его душу. Заскочив за ствол ели, он вынул из кобуры пистолет.
Уразумев, что их обнаружили, Савельев с самым невинным видом вышел из зарослей и остановился, взяв автомат в одну руку и опустив ствол к земле.
— Сержант! — возопил он, словно не видел, что тот неподалеку и орать нет необходимости.
— Чего тебе?
— Ну, ты топчешь по тайге, не угонишься за тобой! Ноги, что ли, казённые? Да выйди ты, за деревьями прячешься, вроде мы банда какая-то! Нас майор за тобой послал.
— Чего он хочет?
— Извиниться хочет, говорит, что ерунду всякую нёс, так ты уж не обессудь… Обстоятельства видишь какие, рана у него болит…
— Что-то не похоже на Мурдякова! Вроде он и без всяких ран раньше ерунду всякую не нёс!
— Похоже, не похоже, психолог мне нашёлся. Да выйди, чё ты как маленький — в прятки будем играть с тобой! На перегонки ещё давай побегаем, как дети.
Сержант немного выдвинулся из-за ствола, опустив пистолет, и колючим взглядом упёрся в Савельева. Тот сделал пару коротких шагов и остановился, ствол автомата хищно приподнялся было в его руке, но тотчас снова опустился.
— Я ни в прятки, ни в перегонки с Мурдяковым больше не играю, — сухо бросил сержант. — И пошел он со своими извинениями! Вроде я его не знаю — извинения он просит только перед очередной подлостью.
— Да ну, брось… — пробормотал Савельев, зыркнул в сторону, пытаясь определить, где его люди, и судорожно перехватил автомат поудобнее.
Сержант заметил это, зло, не отрываясь, глядя на оружие Савельева. Рука его, в которой он держал пистолет, тоже мимовольно приподнялась. Савельев, восприняв это как угрозу, и, уразумев, что ждать больше нечего и разговорами делу не поможешь, вскинул автомат и дал очередь. Сержант отпрянул за дерево, вскрикнув и схватившись за руку. Савельев выдал ещё короткую очередь. Заскочив за ель, он негромко выругался, злясь, что обтяпать все гладко не вышло, и теперь придется воевать, с риском получить пулю в лоб. Он снова поискал глазами своих, и заметил неподалеку от себя движение.
Он махнул рукой, показывая: обходи со стороны, какого чёрта ты стоишь, как пень, словно подчинённый мог его видеть.
— Давай же, чего встал! — рявкнул он во весь голос, уже не скрываясь. В зарослях зашевелились, и тотчас ударил автомат.
Лейтенант, придерживаясь за рану в левой руке и пошатываясь от слабости, подался в заросли. Савельев, с жаждой крови в глазах, ощерив зубы, побежал вослед ему, на ходу выпустив всё, что оставалось в магазине.
Лейтенант упал, и Савельев сжал в вожделенном восторге кулак, физиономия его пылала. Но тотчас он сосредоточился, ведь ещё ничего неизвестно и надо быть начеку.
Но сержант не подымался, лишь только стон его донёсся до ушей Савельева. Тот медленно, подсоединив запасной магазин и передёрнув затвор, шёл в сторону врага.
Пуля попала сержанту в бок, и он лежал лицом вниз, пытаясь рукой остановить кровь. Немного развернувшись, с трудом, словно через плотный туман разглядев Савельева, он бессильно поднял руку с пистолетом, зная, что вряд ли хватит сил направить оружие точно.
— Не дури, сержант! — прохрипел Савельев, отшатнувшись в сторону зарослей. — Брось оружие, и останешься жив! Сейчас, перевязку сделаем, в больницу отвезем… Жить — то, небось, хочешь, а? Конечно, кто ж не хочет! Во, молодец!
Рука сержанта бессильно упала в траву. Савельев подскочил мигом, на полусогнутых, наклонился и вырвал пистолет, отбросив его в сторону.
— Жить ты хочешь!.. — заорал он изменившимся голосом, и глаза его сверкнули животной злобой. — Мы ведь тоже хотим! И тут выбирать приходится — или ты, или мы. Какого ты предателем стал, а?
— Это ты предатель, — слабо проговорил сержант.
