Тэйт развернулся, не успев взять себя в руки. Он сделалглубокий вдох и выпустил воздух через ноздри.
— Ты прав. Каждый, у кого бьется сердце, пахнет слишкомхорошо. Ладно, вернусь в коробку. Лучше безопасность, чем сожаления.
Проходя мимо меня, он снова втянул ноздрями воздух.
— Кэт, ты пахнешь медом и сливками. Теперь буду дышатьвсю ночь, пытаясь уловить твое дуновение на своей коже.
Проклятье! Зачем он это сказал?
Тик-Ток потянулся за висевшим на поясе кинжалом. Зеро всталпередо мной, чуть, не отдавив ноги. Раттлер лишь покачал головой:
— Парень, еще пара таких фраз, и тебе снова придетсяумереть.
Тэйт окинул его холодным взглядом:
— С каждым словом становится все страшнее!
Произнося эти слова, он вышел и свернул к лифту, чтобыспуститься на самый нижний уровень, где располагалась его камера. Яоткашлялась:
— Хорошо. По крайней мере, не возникло неловкости.
Губы Аннет иронично изогнулись.
— Могу я с тобой поговорить, прежде чем вернусь кТэйту?
Я пожала плечами:
— Разумеется. В чем дело?
Она оглянулась на остальных:
— С глазу на глаз!
— Нет проблем. Пойдем в мой новый кабинет.
Клыкастые сторожа не настаивали на своем присутствии вовремя разговора. Вероятно, в Аннет они не видели угрозы. И уж конечно, недогадывались, что у нас с ней больше поводов для разногласий, чем с кем бы тони было.
Я прикрыла дверь, создавая иллюзию уединения, хотя нерассчитывала, что это помешает неумершим подслушивать.
— Ну, так в чем дело? — Аннет уселась на один издвух стульев.
— Криспин прав, оберегая тебя от этого зрелища, Кэт.Несмотря на то, что его поступок тебя явно расстроил.
— Только не начинай все сначала, — возмутилась я.
Она пристально посмотрела мне в глаза:
— Мне было четырнадцать, когда меня насильно выдализамуж за самого подлого и отвратительного человека из всех, кого я видела… натот момент. На третью ночь Эббот пригласил в нашу постель одну из горничных. Яотказалась, и тогда он меня избил. После этого я не осмеливалась спорить, когдаон приводил в спальню других женщин. Спустя несколько лет нас пригласила в своепоместье графиня, леди Женевьева; ее муж в это время был занят при дворе. Онаопоила Эббота и, когда он отключился, сказала, что у нее есть для меня сюрприз.В дверь постучали, и вошел молодой человек. Догадываешься, кто это был?
— Мне обязательно это слушать?! — воскликнулая. — Все очень интересно, но я не желаю выслушивать твои воспоминания осексе с Кости.
Она раздраженно махнула рукой:
— Суть не в этом. Видишь ли, Криспин и я, мы обавынужденно подчинились обстоятельствам. В те времена развод был доступен лишькоролям, а женщина воспринималась как машина из плоти и крови длявоспроизведения потомства. Признаюсь, мне неизвестно, от кого я забеременела,поскольку спала и с Криспином, и с Эбботом. Но когда пришло время рожать, Эббототказался звать повивальную бабку. Младенец лежал ягодицами вперед, я чуть неумерла от потери крови, а мой первенец запутался в пуповине и умер от удушения.
Мое раздражение улетучилось. Даже сейчас, спустя двастолетия, в голосе Аннет слышалась боль.
— Мне очень жаль, — искренне призналась я.
Она кивнула и продолжала:
— После родов я болела несколько месяцев и осталасьбесплодной. Криспин привязался ко мне и ухаживал, пока я не поправилась. Вскорепосле этого его арестовали за кражу. Леди Женевьева устроила мне частноесвидание с судьей, и я убедила того заменить виселицу на каторгу в колонияхЮжного Уэльса. Только так я могла отплатить Криспину за доброту.
— Спасибо тебе!
Я никогда не говорила этого Аннет, но сейчас не могла непоблагодарить ее. Да, у нас имелись разногласия, но без нее, — а еслиподумать, и без Джэна — Кости так и остался бы в восемнадцатом веке.
— Прошло девятнадцать несчастных лет. Однажды ночью кнам в спальню постучали. Эббот открыл дверь, и передо мной предстал Криспин, нина день не постаревший с тех пор, как мы виделись в последний раз.
— Он сказал, что не забыл ни меня, ни моей страшнойистории, а затем переломал все кости в теле Эббота. Покончив с ним, Криспинрассказал мне, кем стал, и предоставил выбор. После смерти мужа я моглаунаследовать все имущество и безбедно провести остаток жизни при дворе, но дляменя это означало замену одной клетки на другую. И я выбрала второй вариант.Криспин преобразил меня и с тех пор оказывает покровительство.
Она помолчала и смахнула одинокую слезинку:
— А теперь мы дошли до сути. Кэт, ты сильна, но нежестока. И Криспин тоже, если не взбешен или к этому его не вынуждаютобстоятельства. Тогда он действительно и силен, и жесток. Многое из увиденногопоразило бы тебя, но Криспин должен принять меры предосторожности. Он винитсебя, и не без основания. Вампиры уважают лишь тех, кого боятся. Милосердиесчитается проявлением слабости. Продолжай любить его, даже если тебе придетсяпоступиться гордостью.
Она поднялась. Несмотря на целый день, проведенный в камереТэйта, Аннет выглядела великолепно, словно только что вышла из салона красоты.
— Ты меня совсем запутала, — наконец сказалая. — Какое тебе дело до наших с Кости отношений? Еще совсем недавно тыпыталась нас разлучить.
Аннет остановилась на полпути к двери:
— Просто я люблю его. Даже несмотря на то, что не могубольше быть с ним, хочу, чтобы он был счастлив.
Она вышла, а мне потребовалось еще несколько минут, чтобы собратьсяс мыслями. Все было гораздо проще, когда я не испытывала к ней ничего, кромененависти. А теперь выяснилось, что ее история более чем поучительна для меня.
8
Кости прилетел в десять утра. Я вышла наружу и смотрела, какприземляется вертолет. За штурвалом сидел Купер. Кости первым выскочил измашины. Затем показались моя мать, Родни и Купер. Последний выглядел слегкаподавленным, зато мама сияла.
— Это было весьма познавательно, — сказалаона. — Кэтрин, ты не говорила, что отрезанные части тела у вампироввосстанавливаются.
Великолепно!
— Наверное, не стоит спрашивать, хорошо ли ты провелавремя, — пробормотала я. — Полагаю, отныне тебе будет легче выбиратьрождественские подарки.
Она нахмурилась:
— Ты не можешь хотя бы иногда воздерживаться отсарказма? Ладно, не важно. Я устала и хотела бы немного поспать.
Я махнула рукой:
