ужин? – Он притянул жену еще ближе.
– Ореккьетте[61]. С горошком и мятой.
– Возишься с моим любимым блюдом в свой день рождения?
– Nonno, мне она не позволила помочь.
– Да тут делать нечего. – Матильда откинула пасту на дуршлаг. От пара ее очки тут же запотели, и Олимпио аккуратно снял их. – Как прошла твоя встреча?
– Документы у меня.
– Поздравляю. Ты немало постарался.
– Мы постарались, – поправил ее Олимпио. – Твоя подпись так же важна, как и моя.
Анина с восхищением наблюдала за бабушкой и дедушкой. Матильда сбрызнула ореккьетте оливковым маслом, посыпала сверху измельченными листьями мяты и передала блюдо мужу. Олимпио натер сверху сыр.
– С днем рождения, мама. – Вошедшая Николина поцеловала мать.
– Ты вся мокрая.
– Дождь еще идет. – Николина чмокнула отца и дочь.
В ее влажных черных волосах поблескивали серебристые нити. Тонкие черты лица достались ей от отца, а прямая осанка – от матери. Она была женой полицейского и потому, надеясь на лучшее, всегда была готова к худшему. Их сын Джакомо только что пополнил ряды карабинеров, так что теперь ее беспокойство удвоилось. Анина взяла у матери пальто и отнесла его в ванную.
– А где Джорджио? – поинтересовалась Матильда.
– В непогоду он обычно на автостраде. А Джакомо дежурит в участке. Иногда они работают в паре, но не сегодня.
– Пробка была ужасная, – подтвердил Олимпио, ставя блюдо с пастой на стол. – Я съехал на боковую дорогу. Из-за тумана могло быть и хуже.
– Такая погода еще не скоро закончится. Джакомо недоволен, ведь у карабинеров рабочий день всегда дольше обычного. Я сейчас вернусь. – Николина удалилась в ванную.
Анина взглянула на свой телефон:
– Паоло не сможет приехать.
– Что случилось? – с огорчением спросила Матильда.
– Он встречается с другом, хочет посоветоваться насчет работы.
– Но ему ведь нужно поесть?
– Они встречаются в кафе. Он просит его извинить.
– Убери, пожалуйста, его тарелку и приборы.
Анина убрала предназначавшуюся Паоло посуду.
– Nonna, я могу еще раз ему позвонить и напомнить.
– Люди находят время для того, что для них важно, – резко сказала Матильда.
– Он правда очень занят, его и на ужин не вытащить. Не принимай это на свой счет.
Николина вернулась и поставила на стол небольшую подарочную коробку, обернутую красочной бумагой.
– С днем рождения, мама.
– Так красиво, даже открывать не хочется.
– Надеюсь, понравится. Тебе ведь трудно найти подарок.
– Да, я наслышана. Ида Касичьяро такого же мнения. Она вручила мне флакон с таблетками. – Матильда принялась снимать оберточную бумагу. – Я даже не знала, что пищеварение – это так серьезно. – Открыв крышку, она достала из коробки фотографию в рамке.
– Знаешь, кто это?
– Нет. Я никогда не видела этого снимка.
Черно-белое фото Матильды и ее матери на пляже Виареджо служило доказательством, что видения, преследовавшие ее последнее время, вовсе не были плодом ее фантазии. Доменика была одета в льняное платье без рукавов, темные косы аккуратно закручены в пучок. Рядом с ней стояла девочка в соломенной шляпке и кружевном платье. Рассматривая фотографию, Матильда словно ощутила теплый песок под ногами и заплакала.
– Прости, мама. Я думала, тебе будет приятно.
– Ну что ты, это замечательный подарок. Мне очень приятно. Я так живо ее представляю. Будто вижу наяву. – Матильда протянула фотографию Олимпио. – Я тоскую по маме. – Она вытерла слезы платком. – Никогда нельзя смириться с потерей. Все, что мне остается, это каждый день ходить на мессу и молиться о том, чтобы снова с ней встретиться.
Николина отошла от стола, словно чувствуя вину за неуместный подарок. Меньше всего ей хотелось расстроить мать. Анина слегка пихнула ее локтем и кивнула в сторону Матильды. Николина снова подошла к матери и положила руки ей на плечи.
– Со мной все в порядке.
– А со мной нет, мама. – Николина обняла ее. – Я ведь тоже знаю, что значит любить свою мать.
* * *
– Грешно так любить сфольятелле. – Матильда с наслаждением откусила еще кусочек и запила глотком горячего эспрессо.
– Хорошо, что они тебе нравятся. В коробке еще целых восемь штук, а я не ем сладкого, – пошутил Олимпио и взял в руки фотографию. – Чудесная! И совсем не страшная, как те снимки у тебя на тумбочке. Где ты ее нашла? – спросил он у дочери.
– На газетной распродаже. «Стелла ди Лукка» распродавала свои архивы, чтобы расплатиться с долгами. Эту фотографию никогда не публиковали. Там таких уйма. К счастью, фотограф все разложил по годам, так что я несколько раз приходила и рылась в коробках. Нашла эту, и они мне ее продали. Печально наблюдать, как газета закрывается.
– Мы на нее подписаны.
– Мама, они недолго продержатся.
– Обидно. Это хорошая газета. Вот так к власти пришли фашисты. Первым делом Муссолини закрыл все газеты, – подметил Олимпио. – Люди никогда ничему не учатся, даже в Италии, хотя с такой историей мы лучше других должны понимать, что к чему.
– Будем надеяться, что сейчас ничего подобного не произойдет, – вздохнула Николина. – Они говорят, что не могут конкурировать с интернетом и бесплатными новостями.
– Жаль, что я не жила в то время. – Подперев подбородок, Анина изучала фотографию бабушки и прабабушки. – Ты так похожа на свою маму!
– Она много всего умела. Шила мне одежду. Мама говорила, что умение шить помогало ей в работе медсестры. А бабушка Нетта делала шляпки. Они обе были рукодельницами.
– В каком году это снимали? – спросил Олимпио.
– В пятидесятом. – Анина показала деду надпись на обороте карточки. – Снято совсем рядом, через бульвар, на пляже Виареджо.
– Мне было девять лет, – подтвердила Матильда.
– Я думала, твои родители поженились в сорок седьмом. Священник показывал нам церковную книгу с их именами. Мы с Паоло тоже там распишемся в день нашей свадьбы.
– Ты права. Родители поженились в сорок седьмом.
– Значит, ты родилась до того, как они поженились? – Анина с любопытством поглядела на бабушку. – Ты что, внебрачный ребенок?
– Нет! – хором воскликнули Матильда и Николина.
– Nonno?
– Не надо на меня смотреть. Я их родословную не составлял, я с ними просто породнился. И никаких дат я не знаю, кроме даты свадьбы с твоей бабушкой.
– Мама дважды выходила замуж. Ее первый муж и был моим отцом.
– Ты знала об этом? – спросила Анина у матери.
– Знала. Но о нем почти ничего не известно.
– У большинства семей в Тоскане такая же история, ну или похожая. В войну всякое случалось, люди были вынуждены покидать родные места, – спокойно заметил Олимпио.
– Как его звали?
– Джон Лоури Мак-Викарс.
– Американец?
– Шотландец.
– Так мы шотландцы? Было бы неплохо знать об этом раньше. А у тебя есть его фотография?
Матильда помотала головой.
– У бабушки остались только часы, которые он подарил твоей прабабушке Доменике. Поэтому она не может тебе их отдать, – объяснил Олимпио.
– Папа, о каких часах идет речь? – удивилась Николина.
– О зеленых, – нетерпеливо ответила Анина. – С перевернутым циферблатом.
– А я их когда-нибудь видела? – Николина повернулась к матери.
– Они в шкатулке. Я думала, что храню их в банке, но ошиблась.
– Ты попросила меня их забрать, милая. Около года назад. Ты хотела, чтобы они были рядом. Помнишь? – мягко напомнил жене Олимпио.
– Оказывается, Bisnonna Доменика была медсестрой. – Анина
