и предметов, обеспечивая достижение согласия или разрешение конфликтов? Чтобы ответить на поставленный вопрос, нужно допустить существование «императива обоснования справедливости» (imperatif de justification), без которого координирование человеческих действий было бы невозможным, и изучить требования и практические ограничения (contraintes), накладывающиеся на достижение согласия по поводу общего блага (bien сотшип).
Понятие «легитимности», введенное в социологическую теорию Максом Вебером, кажется нам недостаточным для нашей задачи. Во-первых, оно не позволяет отличить обоснование справедливости от обмана (попытки оправдать несправедливые поступки). Во-вторых, это понятие тесно связано с идей относительности ценностей, что не позволяет поставить вопрос о необходимости координирования действий. Мы же исходим из того, что перед людьми стоит необходимость обосновывать справедливость своих поступков, то есть не придумывать в зависимости от ситуации мнимые причины, чтобы скрыть личные мотивы и найти алиби, а осуществлять свои действия таким образом, чтобы можно быть затем проверить их справедливость.
Разве может наука об обществе надеяться достичь своей цели, намеренно закрывая глаза на основополагающее свойство изучаемого предмета и игнорируя то, что люди, взаимодействуя друг с другом в обществе, постоянно сталкиваются с необходимостью отвечать за свои поступки и приводить весомые доказательства? Достаточно обратить внимание на усилия, предпринимаемые акторами для обоснования справедливости своих действий на словах и для подтверждения их на деле, чтобы понять, что придерживаться подобной методологической позиции невозможно. Как мы постараемся показать далее, людям постоянно приходится предпринимать усилия, чтобы устоять в ситуациях, выходящих из-под контроля, и восстановить пошатнувшийся порядок. В повседневной жизни им никогда не удается полностью унять чувство беспокойства. Как и ученые, они не перестают сомневаться, задаваться вопросами и испытывать окружающий мир «на прочность».
Конечно, существуют и такие ситуации, при которых сомнения и беспокойства людей остаются невыраженными, при которых отсутствуют условия для критики и отстаивания справедливости, однако анализ подобных ситуаций выходит за рамки нашего исследования. Ситуации, препятствующие выражению критических замечаний, ситуации, где отношения являются асимметричными и один из партнеров осмеливается вести себя так, как ему вздумается, не затрудняясь объяснениями, открывают путь насилию. В нашей работе подобные ситуации рассматриваться не будут, хотя мы и не отрицаем их существование и роль, которую они играют в человеческих отношениях.
Иногда ситуация конфликта на время как бы застывает на грани между обоснованием и насилием, в точке, откуда развитие спора может пойти как по пути поиска полюбовной договоренности, так и по пути насилия.
Те споры, которые переступают эту грань и начинают развиваться по пути насилия, уже выходят за рамки нашего анализа. Напротив, мы отказываемся рассматривать действия забастовщиков, обличающих в листовках несправедливость низких зарплат, или требование их начальника возобновить работу как формы насилия, пусть даже «символического» или скрытого. Мы не считаем, что сила и эффективность подобных действий определяется памятью о совершенных в прошлом актах насилия или угрозой насилия в будущем.
Нас интересует, при каких условиях принцип согласия считается легитимным. Исходя из сказанного выше, подчеркнем два момента, проясняющих, на наш взгляд, две основные трудности установления легитимности. Первый момент связан с порядком, упорядочением (ordre). Мы постарались показать, что требование достижения согласия приводит к упорядочению элементов ситуации. Для прекращения спора необходимо установить определенную иерархию, как, например, в случае, когда два спорящих человека пытаются «оценить силы» друг друга и взвесить, какой из приводимых ими фактов является более важным. Но не будет ли неравенство, возникшее по завершению спора, противоречить принципу, определяющему все легитимные формы обоснования, тому принципу, который в контексте данного исследования мы обозначили как принцип общности человеческой природы (pnncipe de commune humanite)? С учетом этого принципа не будет ли любое упорядочение человечества воспринято как незаконное «господство», служащее исключительно «личным интересам» тех избранных?
Отметим, что теория сублимации (хотя Фрейд нигде не дал ее систематического изложения) является одной из самых серьезных попыток рассмотреть данный вопрос. Фрейд предложил теоретическое объяснение представления о величии (grandeur) в нашем обществе, а также аргументов, используемых при необходимости для оправдания существования великих мира сего (les grands). Данная теория объясняет возможность существования великих людей (grands) — и, соответственно, допустимость в нашем обществе идеи, что разные люди имеют для общества разное значение — или, если хотите, величину (taille). Ее можно рассматривать как теорию о легитимности социального упорядочения. Она подразумевает сбережение и реинвестирование внутренних ресурсов индивида (сбережение энергии либидо и переключение аффективных влечений), организацию отношений индивидов в обществе и неравенство в распределении степеней величия (grandeur) (между полами, между социальными классами и так далее) и организацию отношений между культурами. Кроме того, Фрейд рассматривает сублимацию как некоторую форму обобщения (generalisation).
Либидо, та загадочная энергия, что объединяет столь различные на первый взгляд формы влечения людей друг к другу и формы их взаимодействий, позволяет перемещаться по оси от частного к общему. Так, например, болеть душой за общие интересы человечества, переживать за них, отстаивать их — означает, согласно Фрейду, не что иное, как преобразовать свое личное желание, связанное с ощущением телесной привязанности (к члену семьи), в обобщенно-личное отношение, которое уже не может быть предметом исключительно личного или телесного удовлетворения. Вместе с тем нельзя не отметить и то, что само аналитическое построение Фрейда и его методология пронизаны острыми противоречиями. С одной стороны, автор придает большое значение обобщению и восхождению по ступеням величия (grandissement) и показывает его роль в построении общества. С другой — он критикует и обличает речи субъектов, в которых за призывами к «общим интересам человечества», к служению «науке» или «искусству» на самом деле скрываются частные интересы, стремления и влечения. Как пишет Поль Рикёр (Шсоеигддбд, р. 101—159), принцип «подозрения» (soupQon) у Фрейда предполагает движение от общего к частному, а именно обнаружение частных интересов людей за апелляцией к общим интересам. Человеку свойственна некоторая биологическая идентичность, а также либидо, которое требует от человека повиновения некоторому инстинкту, являющемуся общим для человеческого рода, но направленным на удовлетворение потребностей конкретного тела. Именно это напряжение между стремлением к установлению некоторого порядка и критической операцией оспаривания (raise еп cause) и является предметом нашего анализа.
Вторая немаловажная трудность связана с очевидной множественностью форм согласия (pluralite des formes de I 'accord), о которой шла речь выше. Как возможно существование этой множественности, если, как это принято утверждать, необходимым условием легитимности является универсальность? Как людям удается взаимодействовать и приходить к согласию, если сами формы согласия многочисленны?
Решить поставленные вопросы можно лишь при рассмотрении их во взаимосвязи. Подобный анализ даст нам представление о понятии легитимности. Вторую часть нашей книги мы посвятим рассмотрению этой проблемы и разработке общей модели «града» (module соттип de
