Каднир принял конверт, взломал печать и пробежался по тексту. Тут же пергамент вспыхнул и развеялся пеплом.
— Я, полагаю, и оплата у тебя особая.
Карш кивнул и вынул мешочек. Перед глазами всплыло как ловко остроухая наглячка срезала у него кошель с «драконами».
— Какие-то проблемы? — элвинг словно читал его мысли, ловил малейшие тени на лице и в жестах.
— Все в порядке, — бист положил его на середину стола. — Слишком разительные перемены... с жару в холод.
— Ах, это, — элвинг понимающе кивнул.
Каднир поднялся, подошел к стене, что вся сплошь состояла из выдвижных ящичков, как огромный архив. Движения его были плавны, словно прирученное пламя, или сытая змея, струящаяся по белому камню Энхар. Элвинг вынул ключ, открыл один из выдвижных ящичков, достал сверток и вернулся за стол.
— Помни, тарука, это очень сильное средство, — Каднир положил сверток рядом с мешочком.
— Я не хочу знать что это, — прервал его Карш.
— Мудро, — склонил голову на руки Каднир, — очень умно. Позволь угостить тебя.
Карш смотрел, как льется в стакан густая алая жидкость, но вгляд все время натыкался на сверток, скользил по материи, стараясь заглянуть и узнать тайну...
— Пару бутылок возьмешь тоже? — усмехнулся элвинг.
— Да, непременно. Еще не откажусь от змеевых шкур и пластин холодовика. Ну и как обычно, резные чаши из цельного морозного камня высоко ценимы у богачей, а шарики холодовика из остатков у бедняков.
— Ничего не меняется, — элвинг провел тонким пальцем по ободку чаши с вином. — Мы продаем один и тот же камень, но по разной цене.
Карш кивнул, думая, что камень этот насквозь пропитан кровью.
— Слышал, аббаррские модники делают сандалии из холодовика, — Каднир рассмеялся.
— Это не самое страшное, — натужно улыбнулся Карш. — Был один, что продавал таблетки от жара. Что твои пуговицы, но без дырок, плоские бляшки холодовика. И легковерные дурни глотали их.
— Пока на земле будут дурни, наши чаши будут полны, — кивнул элвинг.
Карш сделал глоток. Терпкое вино обволокло терпким ароматом и льдинкой скользнуло по горлу.
— Мне стало известно, что ты пришел с охраной.
— Это так, — кивнул Карш, отпивая из чаши и наблюдая. — Ходят слухи, что у Гиблых песков орудует банда, а потерять заказ и голову не входит в мои планы.
Караванщик вновь покосился на сверток и лишь силой воли перевел взгляд на бутылку.
— Отличное вино. Пожалуй, я возьму кварту бутылок.
— Вэл Карш, — от элвинга не укрылся интерес гостя, — я избавлю тебя от мучений.
И прежде чем бист успел возразить, Каднир надел перчатку и высыпал на стол гладкие шлифованные камни молочно-белого цвета с мерцающими синими прожилками.
Карш наклонился поближе.
— Камень богов, мерцающий орм, — голос Каднира, казалось, окутывал весь зал.
Карш взял один из камней и покрутил, чувствуя разочарование.
— Наверное, сильно ценный, раз за него платят рубинами.
— Как я говорил, мы продаем один и тот же камень за разную цену.
Каднир, вновь встал, открыл другой ящик на другой стороне архива и вернувшись, пододвинул караванщику открытую шкатулку.
— В ней будет удобнее. Можешь собрать, пока я вновь наполню наши бокалы.
Карш бережно собрал камни в тряпицу и положил в шкатулку, закрыл крышку и залюбовался дивным резным орнаментом. От зоркого ока караванщика не укрылось, что сам элвинг к самоцветам даже не притронулся. Хотя... Каднир был странный даже по меркам своих.
— В холодном сердце Мей все-таки есть жила божественного, — сказал Карш.
— Да, Жила Орму, названная в честь того, кто над всей Мэйтару правит.
Карш уже почти вышел из залы, когда Каднир окликнул его.
— Знаешь, я говорил старому Видуку[1], что однажды его ученик направит ко мне свой караван, а он не верил.
Карш остановился, пригладил бороду и спросил:
— Каднир, чем же опасны эти камни?
— Что? — удивленно переспросил элвинг.
— Ты сказал, что это сильное средство.
— Да? — элвинг улыбнулся лишь уголками рта, глаза же его оставались холодными и едкими. — Сила красоты. Должно быть, я все еще недостаточно хорош в местном произношении.
***
Аккуратно Карш разбил ценный заказ на два небольших мешочка. Один спрятал в потайном кармане, второй укрыл в торбе Золотинки. В тряпицу же положил шарики морозного камня и, запечатав в шкатулке, отправил обманку к змеиным шкурам, вину и холодовику, в тюк, что повезет Тучка.
Покончив с делами, вверив заботу за тюками и животными Марагу, караванщик походил по торговым рядам. Купил под одной из шкур полное молочных ледяных шариков на тонких прутиках и раздал увязавшейся следом детворе. Перекинулся парой слов с парой караванщиков, что прибыли с севера и востока, чтобы пополнить запасы холодовика. Ахран, который он помнил, был меньше. За две кварты лет, тут выросла целое селение. Бедняков в лохмотьях было все так же много, но были и те, кто сложил каменные дома и склады. Карш прогуливался, подмечая изменения. Пройдя от края до края, он остановился у развилки дорог и посмотрел на белую каменную змейку, ныряющую во чрево гор. Черная пасть шахт будоражила воображение. Там во тьме, стучала невольничьими браслетами ледяное сердце Мэй, там жили змеи с шкурой, что не пробить стрелой, и там росла жила неприметного камня орма. Добываемого кровью, оплачиваемого рубинами, доставляемого к самым небесам Стража.
Подумав Карш развернулся, и пошел тропой туда, куда ранее отправил наемницу с кайрином. О долине он узнал от отца. В последний раз, когда пески привели его в Ахран, отец отправился в долину один. Отослал Карша к «Льдянке», а, вернувшись, велел срываться в обратный путь. Странны были слова Каднира, об отце и о нем. Чему мог противиться Дхару? Холодовик товар не лучше и не хуже прочего. Гиблые пески не всегда кишат ваймар, да и сегодня не один из них не встал из песка на их пути.
Тропинка текла меж белых отвесных стен, ущелье напоминало чуть приоткрытую книгу, поставленную на корешок, и ждущую когда переплет упадет на стол и перед читателем раскинется волшебный скрытый мир.
Но не успел караванщик пройти и половину тропы, как от каменного занавеса отделилась тень и преградила путь.
Карш напрягся, рука легла на длинный кинжал. Незнакомец видимо заметил это и отступив на шаг поднял руки.
— Величайше жалею о своей поспешности. Вас пугать не было мысли у меня.
Говор был странный, непривычный. Слова звучали как перестук бусин и нанизывались витиеватым узором. Голос был мягкий, женский.
