Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
За этим последовал целый ряд едва ли не ежегодных назначений на руководство Коллегией иностранных дел: Безбородко, Ростопчин, Панин, Кочубей.
До этого у кормила внешней политики люди стояли по десятку лет и более: тот же Остерман — шестнадцать. Вся эта чехарда не сулила ничего хорошего и сказалась на деятельности ведомства как в штатном, так и в особом режимах. Не жди доброго сидра, когда трясут несозревшие яблони. В итоге в 1802 году Коллегию высочайшим указом подчинили только что учреждённому Министерству иностранных дел.
В эти годы задания Верейским из Петербурга фактически сошли на нет. О том, что их не забыли напрочь, говорило лишь жалованье, исправно поступавшее на банковские счета. В этих франках не было ни радости, ни нужды: коммерция с доходами от имения и так позволяла жить, ни в чём себе не отказывая. Михаил Андреевич, воспрянувший духом от того, что снова в строю, пусть и невидимого фронта, сник. Хотя продолжал собирать информацию, анализировал её в надежде, что когда-нибудь она будет востребована.
ХII
Уже позже сын думал, что именно жажда действий заставила отца броситься в холодную воду ноябрьской Сены. О том, как русский князь спасал пассажиров рухнувшего с Моста Менял омнибуса, говорили на всех рынках. Но не одни торговки языки чесали, заметки о происшествии опубликовали «La Gazette», «Journal de Paris», «Journal des Dеbats».
Плавал Михаил Васильевич, чьё детство прошло на берегах Днепра, отлично. А вот от закалки с годами не осталось и следа. Пневмония сожгла его лёгкие за неделю. Париж не забыл своего недавнего героя. Сообщения о его кончине в столичных газетах располагались рядом с некрологами о Шарле Леклерке, генерал-капитане Сан-Доминго, муже сестры Наполеона.
Сын не успел из Лондона на похороны. Отца упокоили на недавно открытом кладбище Пер-Лашез. Наследнику оставалось лишь позаботиться о памятнике. От печальных мыслей отвлекали заботы. Василий Михайлович денно и нощно пропадал в конторе «Vereisky&Co». Приходилось вникать в суть дел парижского офиса и его «тайной бухгалтерии».
Во многом помогли записки отца, составленные им перед смертью. Понимая, что не выкарабкается, князь, пока мог, записывал наставления сыну. Каждый новый лист запирал в сейф, код от него знали только Верейские, опасался, что в какой-то момент обессилит или впадёт в беспамятство. Тогда секретная информация оказалось бы доступна кому угодно, хоть гробовщику, когда он придёт снимать мерки.
ХIII
Вскоре наступил 1805 год. Он положил начало открытому российско-французскому противостоянию. Здесь-то и проявился военный гений Наполеона, злой для россиян и их союзников. Противостоять ему можно было отнюдь не числом, а уменьем. И разведка в этом значила не меньше, а то и больше, чем тактика со стратегией.
Осознавал это и граф Виктор Павлович Кочубей, последний руководитель Коллегии иностранных дел и первый — Министерства внутренних дел Российской империи. По его указанию активизировалась работа с Верейским. Уже скоро получаемая от него информация оказалась в категории «особо важная». Успешная работа поначалу во многом зиждилась на тайном наследстве отца. Но много ли хлеба испечёшь на старой закваске? И вот уже «выпечка» сына по-своему могла поспорить с лучшими булочными Люксембургского сада.
Сознавали это и в Петербурге. Довольно быстро там перестали употреблять слово «сын», когда речь заходила о Верейском. Свой почерк в работе молодого князя узнавался без труда, а положение его упрочнялось. Не повлияла на него и отставка Кочубея с поста министра по собственному желанию в знак несогласия с Тильзитским миром. Даже наоборот, в результате князя назначили на должность помощника министра внутренних дел по особым поручениям.
Сохранился этот пост и с передачей функций внешней разведки Министерству военных сухопутных сил. Незадолго до отъезда из Франции Верейского известили о присвоении ему чина статского советника. В армии он занимал положение между чинами полковника и генерал-майора.
XIV
Отец мог бы быть доволен сыном, так же как тот гордился им. Конечно, Михаил Андреевич обязательно бы выговорил наследнику за провал ценного французского агента. Василий Михайлович будто даже слышал родительский голос — именно здесь, в Арбатове, он звучал как наяву. Вместо же отеческой хулы представился эпизод детства: родитель зовёт его с крыльца: «Васили-и-и-и-й, ты где?» Они должны ехать к соседям на именины их дочери. С одной стороны, там угостят разными вкусностями, коими не баловали дома, с другой — надо говорить что-то доброе вредной, плаксивой и некрасивой девчонке. Вася ещё не готов к компромиссам, а потому не откликается. Замер и наблюдает за отцом из-за зелёной ограды сада — кустов акаций. В какой-то момент ему показалось, что они встретились глазами. Душа юзнула в портки в ожидании нагоняя. Вася сам бы нырнул следом, но не представлял, как это можно сделать. Лишь зажмурил глаза. Когда же открыл их, то увидел, как отец садится в бричку и трогает.
Сын ждал расспросов по его возвращении, но и их не последовало. Его не раз подмывало спросить родителя, видел он тогда его или нет. Но всё откладывал, а может, и боялся задать этот вопрос. От твёрдого «нет» идеальный образ отца мог дать трещинку. Уже тогда он мог видеть не очень хорошо. Само по себе не страшно, но не имеет отношения к добродетели. Человек сам может и не обладать ею, но непременно хочется видеть её в других.
Дело соседское
I
Харлов всегда объявлял своё явление грохотом каблуков у двери и покашливанием. Мог и не стараться. Едва он ступал на этаж, половицы под гренадёрским телом начинали истошно жалобить, не хуже баб на отпевании вдового деревенского старосты. «Опять со своими амбарными книгами явился», — под нос буркнул Верейский и закрыл предмет на столе газетой «Московскія Вѣдомости». Князь придал взгляду строгости, но когда устремил его на дядю, тут же улыбнулся.
— Степан Иванович, вы прямо щёголь записной! Вот бы никогда не подумал…
Щёки отставного майора зарделись, как если бы полковые товарищи уличили его в вышивке бисером. Харлов носил неброскую, близкую к военному крою одежду, разве что медные пуговицы не сверкали. В такой лишь эполеты на плечи да кивер на голову — и хоть сразу в строй. А тут — сюртук цвета его любимой малиновой наливки с подпирающим уши воротом, жилет чёрного атласа с цветочным орнаментом по бархату, жёлтый галстук тонкого шёлка, облегающие бежевые панталоны, остроносые сапоги… Но главное — из его седеющей густой шевелюры надо лбом вздымала завитая прядь.
Харлов тяжело выдохнул, как если бы одним махом решил принять стакан зубровки.
— И вы туда же, Василий Михайлович. Вся дворня уж за глаза потешается. Ну не выдержал
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
