показала на плоский камень, уставленный деревянными кружками. Большая их часть сгнила и развалилась. Но было и несколько новых.
Правда, совсем мало.
— Зачерпывать там, где поглубже. — Орчиха указала на углубление поодаль. — Чтобы муть не поднимать.
Они прошли по дорожке из крупных камней, уложенной так, чтобы не ступать по пригодной для питья воде, до дальнего конца грота. Там начинался новый ход, особенно длинный по сравнению с предыдущими. Из него расходились в стороны темные норы. Последняя была завалена.
Анна спросила:
— Тут был обвал?
— Нет. — Орра указала на ровную плиту потолка. — Тут все крепко. А это… Это еще при вашей прабабке закрыли.
— Зачем?
Гиены, подслушав разговор, прибежали из мрака и принялись демонстративно ковырять лапами камни. Хотели помочь.
— Нельзя, — скомандовала орчиха, они перестали. — Никто из нынешних жителей не знает, зачем, — ответила она на вопрос. — Там нижние гроты, которые позже этих раскопали. Ненадежные, наверное.
— Понятно.
Анна бросила на завал последний взгляд и последовала за Оррой дальше. Они повернули несколько раз, прошли длинным тоннелям, полным подпорок, и выбрались к знакомому забою. Он пустовал, лишь поблескивали слезно кристаллы.
Орра подозвала Бонту и Ашу, принесла из ящика, прячущегося в темной нише, крепкую сбрую с объемистыми кожаными сумками по бокам.
— Сегодня мы грузимся и вывозимся за мост, — объяснила Анне, укладывая камни в сумки. — Через несколько дней ярмарка на Репейном холме. Надо быть.
Анна взялась помогать. Поднесла несколько окаменевших раковин, чисто выбитых из породы.
— А что там вообще? — спросила.
— Все подряд продают. Смотрят. Ходят… Да как на любой ярмарке… — Орчиха задумалась на секунду. — Ну или не на любой. На деревенской. В захолустьях… У вас там в столицах не так все, наверное.
Анна не стала спорить.
Подтвердила:
— Наверное.
И поднесла еще камень.
Орра нагрузила гиен и рюкзак себе.
— Вот так… — Вскинула ношу на мощные плечи. — И пойдем.
— А я что? — Анна виновато огляделась вокруг. Не хотелось быть бесполезной. — Как какая-то белоручка.
— Вы не донесете, — строго покачала головой Орра.
— Я подниму. Хоть один.
Анна схватила плоский пласт с россыпью ежовых коричневых игл.
— Поднять-то поднимете. Но не донесете. — Орчиха была непреклонна. — Тропу вспомните. Она скользкая опять после дождя. Вы сюда шли — шатались, а с ношей такой… Не-е-ет. Покачнетесь да рухнете вниз с откоса. Вам оно надо?
— Не надо, — сдалась Анна. — Но уж очень не хочется быть бесполезной, когда другие трудятся.
— Пойдемте… — Орра не стала больше медлить. Ноша была нелегка. — А вы не бесполезная, — продолжила она по пути к выходу. — Вы в другом нужны. Вы думать должны. Планировать.
— Что-то пока не получается хорошо это делать, — призналась Анна. — И с этим мостом. И с этим разводом... И с этой зимой. Я ведь считала… И из того, что насчитала, немного проку получается. А ведь надо и того, и другого…
— Надо, — не стала спорить орчиха. — Ну так мы ж тут не первый год живем. Не первую зиму. И не умерли пока. Так что справимся.
Анне отчего-то не верилось. Да и не хотелось выживать, преодолевать на последнем издыхании. Хотелось, чтобы было спокойно. За всех. Знать, что все будут сыты и согреты до самой весны. Жить просто…
— Справимся…
— И по поводу моста вы зря так печетесь, — решила разрядить обстановку Орра. — Он нам ведь и помогает. По нему конный отряд разбойничий не пронесется. Все аккуратно, медленно ходят — и это хорошо.
— Так и камень неудобно возить, — не разделила ее оптимизма Анна.
— Камень, госпожа, из гротов неудобно вытаскивать по низким ходам да по тоненьким тропкам. Гиены помногу не уносят, как ни крути. Новый выход, чтоб ближе к забоям был, нужен. Чтоб коней подвести получалось с телегой… Вы в разные стороны смотрите, госпожа, а не в одну.
Не поспоришь.
Они вышли, отвезли камни и еще раз вернулись.
И еще.
Всего три ходки.
После, уже дома, Анна спросила у Джины про барсуков. Та удивилась. Вспомнила и рассказала:
— Когда в каменоломне была работа, я светила там, как и все другие деревенские дети… Из уст в уста передавали, что ежели заблудишься в туннелях или застрянешь где, надо всегда звать на помощь серебряную барсучиху.
— И помогало?
— Кому как. — Джина залила кипятком разнотравье в большом чайнике. Голос понизила, хоть кроме них двоих на кухне никого больше не было: Мариса ушла вместе с Оррой в дровяной сарай. — Мне один раз помогло. Случилось так: плита сверху упала и отделила меня от остальных. Там уже было не разгрести… И без света… — Ее голос дрогнул. Воспоминания были не из приятных. — Обшарила нити — все указывали в сторону обвала. Единственный проверенный путь. Я стала искать новый ход. Хоть какой-нибудь… И звала. Барсучиху…
— Пришла она?
Джина кивнула:
— Пришла. А может, мне в темноте примерещилось… Голос — рычание и фырканье… Я ползла на этот голос сквозь такие дыры, что застрянь — и все, намертво! Но нужный ход отыскала, как видите.
— Какая жуткая история… — вырвалось у Анны непроизвольно.
— Обычная история. — Джина пожала худыми плечами, и ее высокая фигура склонилась над чугунной конфоркой печи, где жарились на сковороде лисички. Она помешала их деревянной ложкой, заставив шипеть. Перевела тему: — Грибов нынче много, госпожа. Мы и солим, и сушим. Так что вы не бойтесь.
Слухи о том, что хозяйка имения боится голода, разошлись уже по всей деревне.
Анна поразилась их скорости:
— Не то чтобы я боюсь. Просто переживаю.
— Не переживайте. Перезимуем. Вот и матушка пришла…
Как Джина услышала? Непонятно. Лишь чуть слышно скрипнул пол в разваленном холле.
Ирма принесла корзину яблок. Поставила посреди кухни.
— Вот. И не переживайте…
Опять.
Анна вздохнула. Попыталась оправдаться:
— Да я не за себя… За деревню.
— В этом году яблок много, — неопределенно махнула рукой Ирма. — Там, в заброшенном саду. Отведайте, госпожа.
Анна взяла одно, откусила. Ароматное. Сладкое, почти совсем без кислинки…
Похвалила:
— Чудесное.
***
Следующим утром прилетела птица от родителей.
Сизый голубь, породистый почтарь, крупный, с длинной шеей, сел на подоконник и требовательно постучал
