по сторонам, я задаюсь вопросом, не то ли это место, где болтаются мои ученики, желая опохмелиться. Аромат, который исходит от детектива, — яблоки с корицей и растительное масло, словно кто-то рядом печет шарлотку, — неожиданно приятен мне.
— Вы часто бываете в этой закусочной? — спрашиваю я. — Мне кажется, я уже видела вас здесь.
Он слегка озадачен.
— Я просто хотел найти место, где можно поговорить без помех. — У него надтреснутый, словно ломающийся, как у подростка, голос. Меркадо оглядывается и, улыбаясь, произносит: — Сейчас в зале работает только одна официантка, и, поверьте мне, она не слишком внимательна.
— Просто к слову: мой муж знает, что я здесь.
— Понял, — кивает детектив. Но я вижу, что он мне не верит.
— Итак, я вас слушаю, — говорю я, чтобы покончить с любезностями.
— Знаю, тема деликатная, — начинает он, произнося слово «деликатная» с ударением на каждом слоге. — И вы, скорее всего, чувствуете себя не очень…
— Да, верно, — перебиваю я его. — Так в чем же дело?
— Вы говорили с дочерью о том, что с ней произошло?
— Полицейский отчет…
— Я знаю, что написано в полицейском отчете.
— Ага, так вы в курсе?
Я, конечно, видела в новостях репортаж с пресс-конференции, которую организовала полиция. Но без семьи, которая стала бы гвоздем программы, все прошло быстро; кто-то произнес слова «в целости и сохранности», кто-то упомянул оперативную группу по борьбе с торговцами людьми, а затем снова заговорили о «в целости и сохранности». Мигающие камеры, фотография Джули в седьмом классе крупным планом, а в нижней части экрана — бегущая строка: «Похищенная из дома восемь лет назад тринадцатилетняя девочка». Разумеется, никакие подробности из полицейского отчета не были обнародованы.
— И откуда вы знаете?
— Читал, — отвечает он.
— Как это?
— Я частный детектив, и у меня есть свои методы. Но сейчас речь не об отчете. Вы говорили с дочерью о том, что произошло?
— Я была там, когда она давала показания.
Он снисходительно смотрит на меня.
— Давайте не будем тратить время на болтовню, — прошу я.
— Вы ведь хотите узнать больше?
— Но не хочу выпытывать.
— Миссис Давалос…
— Доктор, — поправляю я машинально, но он продолжает:
— Вы заметили какие-нибудь несоответствия в рассказе Джули?
Заметила ли я? Еще бы! Четыре пропущенных приема у психотерапевта. Татуировка. Выражение ее лица, когда она увидела экран аппарата УЗИ. Ее голос, когда она попросила: «Выйди».
— А вам никогда не приходило в голову… — Он замолкает и понижает голос, делая серьезное лицо, не то чтобы извиняющееся, но озабоченное. — Послушайте, миссис… доктор Давалос. Бывали случаи возвращения пропавших — хоть и необычные, но, честно говоря, куда менее необычные, чем пропавший ребенок, появляющийся сам по себе восемь лет спустя из ниоткуда. Без выкупа, без пущенного в ход оружия вероятность возвращения…
— Я в курсе.
— Теперь полицейские самоустранятся. Девушка дома, в безопасности, и она больше не их проблема. Теперь начинается моя работа.
Я хочу возразить, но он перебивает:
— Конечно, я понимаю, как это выглядит со стороны: после стольких лет безуспешных поисков полиции какой-то парень разоблачает банду торговцев людьми. Потрясающий заголовок для газет! Но я должен сказать вам, док: судя по тому, что я читал, цепочка выглядит весьма странно: украсть ребенка в Техасе и протащить его через три штата, чтобы доставить в Мексику.
— Возможно, у похитителя не было плана, — предполагаю я.
— А возможно, он конченый психопат. Они не так уж распространены, но предположим. И он встречает Джули неизвестно где, похищает безо всякого плана, импульсивно, а потом ему нужно быстро избавиться от нее после… ладно. И он случайно натыкается на некую сеть, торгующую людьми, и возглавляет ее некий Эль Хефе, наркобарон, который живет на территории шикарного комплекса, ну прямо как в кино. И вот она оказывается в Мексике. — Алекс замолкает, скептически покачивая головой. — План отчаянный, но хитроумный.
— Что значит «хитроумный»? — недоумеваю я. — Какой такой план?
— В дело вмешалось ФБР. — Теперь он говорит скорее сам с собой, чем со мной, и тревога уступает место эмоции, которая для меня почти невыносима: смеси интереса и куража. — Есть оперативная группа, действующая по всему штату, есть полиция округа, все пытаются работать вместе. В результате процесс усложняется и замедляется. Расследование может затянуться на месяцы. А тем временем, как вы думаете, копы захотят, чтобы ее лицо появлялось в прессе, напоминая всем, как полиция лажала восемь лет подряд? По-вашему, почему пресс-конференция прошла в такой спешке? Думаете, им приятно напомнить всем, что похищенная девочка, прогремевшая на всю Америку, просто вернулась сама? — Алекс почти тараторит, затем делает многозначительную паузу. — А если предположить, что она, скорее всего, все это время была у них под носом, а они ничего не сделали, чтобы спасти ее?
«Но теперь-то она спасена», — думаю я, а детектив протягивает мне через стол большой конверт из плотной бумаги. И хотя в голове у меня звенит предупреждающий сигнал, я открываю металлическую застежку, засовываю в конверт два пальца и вытаскиваю несколько статей и фотографию. Сначала я не понимаю, что изображено на снимке, но потом различаю клочья разлагающегося тела, отчего на меня накатывает приступ тошноты.
Но это еще не самое ужасное. Я перевожу взгляд и читаю заголовок: «Хьюстон, район Ривер-Оукс. Найдены останки».
Я поспешно засовываю бумаги обратно в конверт и прижимаю клапан к застежке; волна тошноты из желудка поднимается к горлу.
— Кто вас нанял? — Голос у меня дрожит.
— Я только начинал работать в полиции, когда пропала ваша дочь, — поясняет Алекс, не отвечая на мой вопрос и не прикасаясь к конверту. У меня появляется странное впечатление, что в этом кошмарном «Вафельном домике» мы с ним на первом свидании, чувствуем себя неловко и пытаемся познакомиться поближе. — Я ненавидел эту работу и через пару лет уволился. Хотя, поверьте мне, отказаться от льгот, которые давала служба, оказалось непросто. Но если понимаешь, что это — не твое, лучше уйти сразу. — Он вдруг усмехается. — Моя жена, к счастью, со мной согласна.
— Кто вас нанял? — повторяю я.
— Никто.
— Тогда какого черта вы здесь делаете?
Подходит официантка с большим графином в руке, Алекс показывает на свой бокал и позволяет наполнить его. Потом благодарно кивает и смотрит ей вслед, после чего поворачивается ко мне. Когда он собирается что-то сказать, я слышу сигнал мобильника. Наверное, Том интересуется, где я. Интересно, который час?
— Анна, я был там. Разве вы не хотите знать, почему копы так и не нашли вашу дочь?
— Я предполагаю, что из-за их вопиющей некомпетентности.
То, как он произносит мое имя, настолько раздражает
