и понеся кару за свое безумие, они сделали память о нашем городе бессмертной вследствие его доблести, а свое отечество лишили славы, потерпев здесь поражение. Так, пожелав завладеть чужой страной вопреки справедливости, они лишились своей вполне справедливо[178], [179].
Как и всякий греческий миф, сказание об амазонках можно изменять и развивать. Лисию удобно было игнорировать справедливое стремление амазонок отплатить за причиненное им зло и подчеркивать их неудачу в захвате территории. Но, независимо от нюансов мотивации, вторжение амазонок приобрело статус легенды. Если уместно называть миф «классической историей, имеющей социальную значимость», то нападение амазонок на Афины – образцовый миф.
От поздней Античности к современности
Когда дело доходит до постклассического переосмысления историй об амазонках, все три ответвления этой темы находят свое яркое воплощение в разное время. Для последующих поколений древних афинян мифическое поражение амазонок было свидетельством храбрости их предков, бросавшим отблеск славы на них самих. Однако, когда афинский город-государство утратил свою значимость и в итоге превратился в отголосок прошлого, рассказчики мифов более не могли извлекать все те же идеологические плоды из упоминаний об этом эпизоде как исключительном достижении афинян. Тем не менее в общем виде тема амазономахии – битвы между амазонками и греками – сохранила свое влияние, особенно в изобразительном искусстве. Что же касается двух других тематических направлений: этнографического взгляда, сосредоточенного на половой принадлежности, а также исследования характеров отдельных женщин-воинов, сильных и вызывающих восхищение, – то они никогда не переставали завораживать читателей и зрителей, даже спустя сотни лет после падения цивилизации, изначально бывшей колыбелью этих сказаний.
Трудно представить себе человеческое общество, жизнь членов которого не определяется соображениями секса и разницы полов. Этнографическая модель народа амазонок предлагает один из способов осмысления этих проблем. Однако на вопрос о том, как расценивать подобную модель, давались совершенно разные ответы. Как мы видели, греческие и римские писатели не имели единого мнения относительно практики воспроизведения амазонками потомства. С одной стороны, сообщалось, что амазонки большую часть времени проводили внутри своего исключительно женского общества, – и в таком случае они могут служить примером целомудрия. С другой стороны, желание продолжать род неизбежно подразумевало сексуальные контакты с мужчинами. Совокупления эти, представлявшиеся беспорядочными и свободными от ограничений, предписываемых нормами брака, могли расцениваться как достойные порицания. Эта двойственность дала почву для возникновения противоположных взглядов на сексуальную нравственность амазонок: не то добродетельную, не то порочную.
В европейском христианском мире поздней Античности и в Средние века существовали оба взгляда[180]. Осуждение порочности амазонок встречается уже у североафриканского христианского апологета Тертуллиана (ок. 160–240 гг. н. э.), который прибегал к мифу, чтобы очернить своего ярого противника, «еретика» Маркиона. Маркион был родом из Эвксинского (Черноморского) региона, что давало Тертуллиану удобный повод для беспощадных нападок.
…Понт, который именуется «Евксинский» (Гостеприимный), по природе не таков, а имя [свое] получил в насмешку. Впрочем, и по местоположению ты не сочтешь Понт гостеприимным – столь он отдалился от наших морей, более дружелюбных, будто из какого-то стыда за свое варварство. Самые дикие народы населяют [эти края] – если только можно поселиться на телеге. Кочующие пристанища, грубая жизнь; животная и чаще всего неприкрытая похоть, даже когда прячут [ее], означаясь, как указателями, повешенными на хомуте колчанами: чтобы кто не побеспокоил. Вот так они выказывают уважение к своему оружию! Трупы родителей разделывают наряду с тушами скотины и сообща пожирают на своих пиршествах. А которые отходят не так, что могли бы сгодиться в пищу, то смерть [их считается] проклятой. [Тамошние] женщины не умягчаются стыдом, что подобает этому полу: они обнажают груди; они секирами выполняют урок; им больше по нраву воевать, а не выходить замуж[181], [182].
Обнаженные и распутные, с каннибальскими привычками: мало хорошего можно сказать о такого рода женщинах. Негативное отношение Тертуллиана к амазонкам сохраняло влияние и в Средние века, так что в своей длинной «Песне о Трое» (XII – XIII вв.) поэт Герборт фон Фрицлар представил их как диких мужеподобных созданий, одержимых дьяволом[183].
Однако положительная оценка в Средневековье преобладала над отрицательной. В «Истории Александра Великого», созданной в XIII веке поэтом Рудольфом Эмсским, особое внимание уделяется изысканности манер амазонок, их принадлежности к миру рыцарства и отваги. Амазонка стала прототипом христианского идеала virgo militans[184], [185]. Нигде больше уважение к амазонкам не выражено столь сильно, как в произведении Кристины Пизанской, которое мы обсуждали в связи с мифом о Медее. В новаторской для своего времени «Книге о Граде женском» описано создание священного города дамами, носящими имена Разум, Праведность и Правосудие. Главой города была Дева Мария, но другой выдающейся ролевой моделью выступила Афина / Минерва, в которой Кристина Пизанская видела одаренную и изобретательную молодую женщину, нареченную несведущими современниками богиней (илл. VIII)[186]. Образцовыми в своей отваге и военном мастерстве были амазонки, чье царство, согласно Кристине, существовало более восьмисот лет[187]. Стоит упомянуть, что писательница указывает на необычную дифференциацию касательно удаления груди: предположительно, амазонки благородного происхождения прижигали левую грудь, чтобы облегчить ношение щита, в то время как женщины без родословной лишались правой – для стрельбы из лука.
Джулио Романо. Марфиза. Середина XVII в.
Victoria and Albert Museum, London. Photo Art World / Alamy Stock Photo.
Ранние современные свидетельства путешественников со всей Европы то и дело рисуют портрет амазонок в рамках этнографии определенного пола. В необычайно популярном тексте XIV века под названием «Приключения сэра Джона Мандевиля» амазонки предстают благородными и мудрыми воительницами, чья царица избирается на основании боевых способностей[188]. Амазонки жили от мужчин отдельно и имели любовников, которых посещали в течение восьми-девяти дней подряд ради зачатия. Что до детей, то Мандевиль рассказывает о них с отсылкой к популярной теме груди амазонок:
Если амазонка рожала ребенка и это был мальчик, то она держала его при себе, пока тот не начинал говорить, ходить и есть самостоятельно, после чего отправляла его к отцу – либо убивала. Если появлялась девочка, то ей удаляли и прижигали одну грудь: в случае высокого происхождения – левую, дабы ей сподручнее было носить щит, в случае низкого происхождения – правую, чтобы ничто не мешало стрельбе.
Относительно места проживания амазонок мнения разнились. Мандевиль «поселил» их близ Халдеи (юг Ирака). Согласно же хроникам Гаспара де Карвахаля (ок. 1500–1584), испанский конкистадор XVI века Франсиско де Орельяно, напротив, встречал племя женщин, похожих на амазонок, в Южной Америке.
Женщины эти очень белые и высокие, волосы их длинные, заплетенные в косы и уложенные вокруг головы; они крепкие и ходят обнаженными, [но] половые органы их прикрыты; в руках у них – луки и стрелы, и дерется каждая как десяток индейцев; и действительно, была среди них женщина, вогнавшая свою стрелу на четверть в одну из наших бригантин, и другие стрелы – не так глубоко, после чего бригантины наши выглядели как дикобразы[189].
В своем тексте Карвахаль не раз возвращается к теме продолжения рода: женщины приходили к мужчинам на соседние территории в определенный период, когда их охватывало желание; рожденных мальчиков они убивали, а тела отправляли их отцам, девочек же растили самостоятельно и обучали искусству войны; управляла ими женщина и так далее. В их честь назвали могучую реку Амазонку. Другим писателем и исследователем, считавшим, что амазонки обитают в Южной Америке (на этот раз в Гайане), был Уолтер Рэли[190]. Согласно его свидетельству (1596), амазонки встречались с соседями-мужчинами каждый апрель. Он упоминает об истории с удалением правой груди, но заявляет, что не верит в нее[191]. Даже в XVIII веке этнографы все еще включали амазонок в свои обзоры. Так, записывая обычаи племен ирокезов и гуронов, миссионер-иезуит Жозеф-Франсуа Лафито в 1724 году допустил, что гинекократическая политическая организация этих народов брала начало в обществе древних амазонок,
