амазонок во время осады города греками. Когда она в конце концов упала от копья, брошенного Ахиллом, непревзойденный герой влюбился в нее – либо в момент, когда их взгляды встретились непосредственно перед ее смертью, либо когда Ахилл снял с поверженного соперника доспехи и обнаружил под ними красивую женщину. Возможно, говорит Квинт, Ахилл не убивал Пентесилею, а увез ее к себе домой как невесту – еще один вариант распространенной темы двойственности амазонок: сочетание отваги на поле боя и сексуальной притягательности. Неудивительно, что перед этой двойственностью, которая проявляется даже во взгляде, не могли устоять художники. На одной из самых знаменитых греческих ваз – чернофигурной амфоре, созданной Эксекием и выставленной ныне в Британском музее, – выразительно запечатлен трагический момент. Смещая фокус с насилия к эротике – и от вооруженности к наготе, – сцена, представленная на саркофаге II века н. э. из Салоников, изображает Ахилла, который нежно поддерживает умирающую амазонку; при этом он демонстрирует зрителю не только собственное героическое тело, но и тело Пентесилеи.
Статуя покалеченной амазонки. I – II вв. н. э.
The Metropolitan Museum of Art, New York. Rogers Fund, 1931. Gift of John D. Rockefeller Jr, 1932.
Эксекий. Аттическая амфора с изображением Ахилла и Пентесилеи. Ок. 530–525 гг. до н. э.
The British Museum, London. Photo The Trustees of the British Museum.
Другой амазонкой, которая враждовала с одним из могущественнейших героев Греции, была царица Ипполита. А тем самым героем являлся Геракл, чей девятый подвиг заключался в том, чтобы ввести экспедиционные войска на территорию амазонок и завладеть боевым поясом Ипполиты. Эта вещь была не предметом интимного туалета, а талисманом – знаком власти, который ей подарил Арес[164]. Тот факт, что на этот раз, в противоположность большинству своих подвигов, Геракл действовал не в одиночку, лишь подтверждает опасность амазонок. По одной из версий, Ипполита отдала пояс без кровопролития – возможно, в качестве выкупа за свою сестру Меланиппу, которую похитил Геракл. Однако такой сценарий не представляет Геракла в героическом свете[165]. Куда драматичнее и, несомненно, агрессивнее выглядит вариант Аполлодора. В излагаемой им версии богиня Гера, заклятый враг Геракла, обратилась амазонкой и убедила подлинных амазонок в том, что Геракл силой увозит их царицу. В последующей битве Геракл победил Ипполиту и забрал пояс[166].
Ахилл поддерживает Пентесилею. Саркофаг из Салоников. Ок. 180 г. н. э.
Musée du Louvre, Paris. Photo Musée du Louvre, Dist. RMN-Grand Palais / Christian Larrieu.
Столкновение с амазонками входило в список достижений многих величайших героев Греции. К Ахиллу и Гераклу можно добавить Беллерофонта – учиненное им массовое убийство этих «женщин, равных мужчинам» упоминалось уже в «Илиаде»[167]. Другой пример – Тесей. «Его» амазонкой была Антиопа[168]. Их отношения иллюстрируют важную истину: одной из наиболее изменчивых черт греческой мифологии является психологическая мотивация персонажей. В своей мифобиографии Тесея – работе, балансирующей на нечеткой грани между легендой и историческим текстом, – писатель и философ Плутарх (ок. 45–120 гг. н. э.) предлагает целый ряд вариантов взаимодействия Тесея и Антиопы[169]. Согласно одной версии, Тесей сопровождал Геракла в его походе на амазонок и Антиопа досталась ему в качестве трофея за заслуги на поле боя. По второй версии, Тесей захватил Антиопу во время своего самостоятельно организованного похода на амазонок. Третья версия гласит, что он не брал ее в плен, а обманул: когда Антиопу отправили к Тесею с подарками от изначально благоволивших ему амазонок, Тесей пригласил женщину на свой корабль – и срочно приказал отчаливать. Однако другие рассказывают совершенно иную историю. По их утверждению, Антиопа (которую иногда называют Ипполитой) влюбилась в Тесея и стала его женой[170]. У них родился сын – неудачливый Ипполит.
Замужество Антиопы – нехарактерная перемена образа жизни для амазонки. Естественной моделью было проживание женщин-воительниц отдельно от мужчин, за исключением периода совокуплений ради деторождения. Интересно, что для женщин, не относившихся к обществу амазонок, но в чем-то на них похожих, идея независимости от мужчин могла проявляться в своей крайней форме – девственности. Классический пример – Камилла, дева-воительница, которая повела свой женский кавалерийский отряд в битву против Энея, как описано в «Энеиде» Вергилия[171]. Она не была амазонкой ни по рождению, ни по месту жительства, а относилась к племени вольсков, обитавшему в Центральной Италии. Но она походила на амазонку, как и ее соратницы: Ларина, Тулла и вооруженная топором Тарпея[172]. Наравне с подлинными амазонками Камилла прекрасно держалась в седле, владела луком, копьем и топором, несущими смерть. Напоминали об амазонках и ее груди: одна из них всегда оставалась на виду, когда Камилла скакала на лошади. Именно под эту грудь вошло смертоносное копье Аррунта, этрусского союзника Энея. Вполне закономерно, что божество, имевшее много общего с амазонками, – дева-лучница Диана (у греков – Артемида) – отомстило за Камиллу, поручив одной из своих верных нимф застрелить Аррунта из лука. Хотя образ жизни Камиллы исключал сексуальные отношения с мужчинами, последние вовсе не находили ее малопривлекательной. Когда она скакала мимо, говорит Вергилий, молодые мужчины выбегали из своих домов и с полей, восхищенные ее гладкими плечами, развевающимися волосами, ее колчаном и копьем[173].
Во многих мифах о боевых действиях амазонок женщины-воины изображены отражающими внешнюю угрозу или (как в случае с захватом Трои) помогающими в этом своим союзникам. Камилла тоже помогла коренным италийцам отбиться от захватчиков. Однако воинственность амазонок не ограничивалась обороной. Как указывает Диодор, «сплотившееся воедино племя амазонок было столь воинственным, что не только опустошило набегами соседние земли, но и покорило большую часть Европы и Азии»[174], [175]. В частности, один заграничный военный поход оставил неизгладимый след в греческой мифологии – легендарное нападение амазонок на Грецию.
В греческой мифологии едва ли существуют более яркие примеры идеологического толка, чем этот. Мы упомянули о нападении на Грецию, хотя в действительности подразумевается нападение на Афины, которое афиняне героически отразили. С начала V века до н. э. это воображаемое событие занимало почетное место в патриотическом представлении афинян о себе. Многочисленные рассказчики мифов превозносили этот пример воинской доблести как первый в череде славных побед, предшествующий звездной роли афинян в последующем – несомненно, историческом – событии: победе над персами, напавшими на Грецию в начале V века до н. э.[176] Уже поэт Пиндар и драматург Эсхил знали о вторжении амазонок, но за деталями нам следует обратиться к «Жизни Тесея» Плутарха[177]. Мотивом для наступления, сообщает Плутарх, стала месть за похищение Тесеем Антиопы (или Ипполиты). Разные источники дают разную информацию о пути амазонок в Грецию, но в результате они прибыли в Афины и захватили два скромных с топографической точки зрения холма – Ареопаг и Пникс, – с которых могли угрожать расположенному выше афинскому Акрополю. Война оказалась затяжной и ожесточенной, и исход ее балансировал на лезвии ножа. Некоторые говорят, что после трех месяцев боев был заключен договор. Правда, все рассказчики сходятся на том, что в итоге амазонок прогнали. На многих «Амазономахиях» в изобразительном искусстве явно видно равенство между греками и амазонками – если мы захотим понять, кто берет верх в изображенной схватке. Однако отдельные патриотически настроенные проафинские письменные источники менее беспристрастны. В своем «Надгробном слове», составленном во славу афинян, погибших в минувшей войне, оратор Лисий (ок. 445–380 гг. до н. э.) недвусмысленно утверждает, что женщины получили по заслугам.
Благодаря своей храбрости они считались скорее мужчинами, чем женщинами, по своей природе… Когда они властвовали над многими народами и действительно уже поработили соседей, они услышали рассказы о великом блеске нашей страны и ради громкой славы, с большою надеждой на успех пошли войной на наш город, взявши с собою самые воинственные народы. Но когда они встретились с доблестными мужами, то их храбрость оказалась соответствующей их природе, и они получили славу, противоположную прежней: опасности еще более, чем их тело, показали, что они – женщины… Погибши здесь
