— Это вино я выбрала не случайно. Меня удивил его вкус. Он насколько напоминает мне одну девушку. Античный золотой цвет с янтарными оттенками и загадочными, блестящими пузырьками… Интригующий, чувственный запах с тонкими нюансами от кураги до меда, от цитрусовых и горчицы до сладких нежных ноток белого шоколада и заварного крема. Очаровательная и изящная, словно дама из лучшего аристократического рода. Совершенно непринужденная, живая, способная очаровать любого. С днем рождения, моя любимая девочка!
— Оооо! — послышались восклицания женщин. — Сандра, это было восхитительно!
— Даа, когда-то я была важной… — бабушка не договорила и погрузилась в воспоминания.
«Что она хотела сказать? Что заставило её остановиться?» — думала я, но хор женских голосов перебил мои размышления.
Сандра снова оживилась:
— Желание, не забудь загадать желание!
Еще бы! «Хочу, чтобы любовью всей моей жизни был Леонардо!» и я задула разом все восемнадцать свечей.
— Ничего себе! Торопится к тебе твое желание! — тараторила Ирма. — Теперь можешь открывать подарки! Давай же, мы умираем от любопытства!
Первой я открыла большую коробку, которую только что доставил курьер.
Рядом снежным айсбергом в голубом платье расположилась Беата. Набитым сливками ртом она промямлила:
— Не забудь открыть и мой!
Я нетерпеливо срываю бумагу с первой коробки и вижу раскрашенный в желтый цвет ящик, пахнущий лаком, шершавый на ощупь, с изображенными на нем лубочными оранжевым Солнцем и серебряной Луной. Открываю крышку и вижу большой цыганский веер с черным кружевом, под которым находятся еще три, один меньше другого, отделения.
Потянула ручку-бусину первого из них и вытащила венецианское зеркальце с хрустальной рукояткой. Из второго — сложенную вдвое маску коломбины. Под ними были еще деревянная гребенка, расписанная в тонах самого ящика и с такими же символами, брошь-бабочка, маленький нож-пилочка с рукояткой похожей на серебряное кружево и вензелем Яго на лезвии, ему под стать. Каждый предмет в своем отделении. Каждому — свой черед.
Под каждой вещицей моему взору открывалась все новая и новая потайная дверца. Так на волю я выпустила металлическую пудреницу с декоративной эмалью, маленький флакон с камеей, ароматический мешочек, шпильки с жемчугом, серьги с рубинами.
— Так кто же этот волшебник? Настоящий алгоритм любви тебе принес! Здесь откроешь — с Яго встретишься. Направо повернешь — Коломбиной станешь! — бормотала захмелевшая Ирма.
Эта игра меня настолько увлекла, что я даже вздрогнула, когда услышала сердитый голос Беаты:
— Эй, синьорина, так ты никогда до моего не дойдешь!
— Сейчас, еще один… — я открыла еще один отдел, в котором лежал маленький розовый конверт, а в нем такая же розовая картонка. Я рывком вытащила ее и прочитала вслух: «Твои желто-серые стрекозьи глаза сводят меня с ума!»
— Ничего себе! Кто же это, Ассоль?
— У Ассоль, похоже, завелся еще один поклонник! — озорно смеялась Беата. — Может, это тот студент, который заигрывал с тобой на прошлой неделе? Как его звали?
— Лука! Его звали Лука. А за дверью, между прочим, его невеста с кем-то мило трепалась по телефону. Нет, этот вариант отпадает.
— Подожди, бабушка рассказывала, что молоденький полицейский дежурит у кондитерской уже второй месяц. Он же не бабушку там сторожит! Подожди, он даже сказал, как его зовут? Лоренцо… Дарио, нет, все не так. — Ирма махнула рукой и пригубила из фужера.
— Мар’ко, — грассировала я, передразнивая парня.
— То, что он к вам частенько заглядывает, из своего магазина вижу. Сколько раз он уже провожал тебя до дома? — только сейчас заметила, что у Ирмы задорное девичье лицо с веснушками и почти нет морщин, будто ей не шестьдесят, а шестнадцать.
— Нет, не думаю, что у полицейского хватит мозгов на такие изощренные подарки. При всем моем уважении к людям в форме, — бабушка села нога на ногу и закурила.
Что тут думать! Я знаю: это Леонардо. Иначе и быть не может! Я же желание загадала! А если это все же не он? Нет, уверена, что он хотел сделать мне сюрприз. И сегодня вечером, когда мы будем сидеть в ресторанчике в компании сибаса, он спросит, понравился ли мне его сюрприз. Я поцелую его, прижмусь, и мы будем смотреть на волшебный закат над фиолетовой лагуной.
Беата так увлеклась поеданием торта, что как ребенок измазала рот сливками. На мгновение она отвлеклась и, чавкая, сказала:
— Послушайте старую женщину, синьорина. Знаете, как мы с Джованни встретили друг друга? У нас на Сицилии всегда говорили: "Fimmina a diciottànni, o la mariti o la scànni” (“если девушке исполнилось восемнадцать, то выдай ее замуж или убей”).
Ирма громко замычала, не давая ей продолжать, но бабушка приказала сквозь зубы:
— Тише ты!
Беата выпила залпом шампанское и вернулась к своему рассказу:
— Ведь нам на Сицилии не разрешали ни работать, не веселиться. Вот и выскакивали замуж, чтобы получить свободу. Какой уж там принц! Помню, как проводила вечера в молитвах, чтобы хоть кто-нибудь пришел меня сватать. Ирма прервала ее нетерпеливым возгласом:
— Ну, что вы, ей Богу! Какие молитвы в наши времена! Сегодня у ней День рождения, а вы тут нравоучениями занимаетесь.
— Не перебивайте меня! Я эту девочку люблю, как родную! — рассердилась Беата и поднявшись, переставила стул поближе ко мне, взяла мою руку и вполголоса продолжила:
— Так мать меня научила. “Загадай три мужских имени и положи три разных фасолины под подушку, а утром вытащи ту, что первой попадется”. Ну, я вытащила. Ту, что накануне назвала Джованни. Через неделю к нам пришел сват с его отцом. Кто бы мог подумать, что проживем с ним совсем недолго! Но зато как мы любили друг друга!
Беата заплакала и я протянула ей салфетку, встала за ее спиной, чтобы крепко обнять ее за плечи и крикнула:
— Бабушка, дай мне срочно три фасоли! Я уже даже три имени придумала!
Не знаю, зачем я решила играть судьбой в тот вечер. Мне просто хотелось развеселить Беату.
Сандра поднялась, направилась к полке, где в стеклянных банках стояли крупы, а среди них три с фасолью: черная, мраморная с красными прожилками и белая. Достала черную и показала мне.
— Это будет Энцо, — деловито сказала я.
Беата уже протянула свою ладонь, на которую легло первое зерно.
Бабуля запустила еще раз руку и продемонстрировала, как на аукционе, вторую, с красными прожилками фасолину, и я грассировала:
— Мар’ко!
Выловив из банки белое, третье, бобовое зерно, женщины хором произнесли:
— Леонардо!
По телу пробежал волнующий огонек.
Бабушка положила все три фасолины на ладонь Беаты, та прикрыла их второй рукой, потрясла их, и протянула сомкнутые вытянутые руки ко мне.
