Но вчера вечером, прибежавший от матери Мишка передал от нее какую-то мазь — липкую, гадостную на вид и довольно запашистую. Впрочем, пахла она не так уж плохо, отдавая то ли камфарой, то ли еще чем-то таким же знакомым, но не особо мерзким. И хотя запах и вид большой роли, в общем-то, для меня не играли, но вот явно кустарное происхождение сего снадобья доверия не вызывало. Но Мишка оказался парнем достаточно настойчивым, а потому, пока не проследил, что я указания матери выполнил и эту липкую гадость в ногу не втер, спокойно переодеться до конца так и не дал мне.
Но, что удивительно, это сработало. Правда, попекло сначала довольно сильно, потом принялось холодить, но к тому моменту, когда мы с племянником вытаскивали первое ведро из колодца, нога моя вдруг решила заработать исправно и забыть на какое-то время, что дело к ночи и у нее был до этого длительный и напряженный день.
А потому и сейчас, едва выбравшись из постели, я, уже не задумываясь откуда что взялось в той склянке, растер рубцы и только потом, подхватив полотенце, направился на улицу.
На заднем дворе, возле сарая… да собственно, именно его угол и использовался под одну из опор… был устроен наш с Пашкой турник. Давно это дело было… году так, эдак в 25-м… а потому теперь, чтоб подтянуться на нем, мне пришлось ноги в коленях подогнуть — уж не знаю, я ли вырос так сильно от себя пятнадцатилетнего или сарай со вторым столбом за прошедшие годы просели…
Сделав махи руками и поприседав, перешел к давно отработанному, но вновь давшемуся мне совсем недавно, комплексу упражнений…
Зачем они, к чему? Гхм, я вот тоже так подумал, когда в первый раз наблюдал, как молодой солдат из последнего призыва, встав раньше ребят из своего отделения, вот так же вот «танцует» под казарменной стеной. А именно так я и оценил те связанные, гладкие движения, выводящие к стойкам, с довольно странным положением тела в конце. Да, в общем-то, именно этот вопрос я рядовому Еше Будаеву и задал:
— Зачем вставать раньше всех, урывая у сна лишние полчаса, ты что, танцор, и это какая-то национальная традиция?
— А вы товарищ лейтенант нападите на меня? — отдав честь и вытянувшись по стойке смирно, ответил мне солдат, но, как мне показалось, глаза его при этом насмешливо блеснули.
Возможно, не усмехнись он тогда, а я не будь так молод и уверен в себе, то просто отправил бы его к взводу и забыл бы о том инциденте сразу же. И, соответственно, не узнал бы о такой удивительной вещи, как Маг-цжал.
Не уверен, что произношу правильно, да и Еше пожимал плечами, когда я его о точности названия спрашивал, а потому слово это я произносил редко, просто обозначив все простыми и понятными терминами — техника ведения боя буддийских монахов. Да-да, монахов… и хотя я убежденный атеист, да и вообще всяких теологических бредней человек чуждый, но вот такое не оценить по достоинству я не мог.
А тогда, в тихом, еще спящем военном городке при артиллерийской части, мне захотелось странного солдатика проучить. Все ж и старше я был, и нормы ГТО сдавал легко, да и потом, учебка моя отошла по времени еще не так далеко, чтоб забылись все пройденные там жесткие тренировки…
Ан — нет, я, такой сильный, да и ростом повыше, но того парнишку ни разу так и не достал! А он-то даже не замахивался — как вода текучая из кулака, уходил из под удара, и какими-то мелкими, даже скупыми движениями, только успевал отправлять меня, медведя разъяренного, на землю. В общем, повалял меня тогда Еше от души, а сам даже и не запыхался.
— А меня научишь? — спросил я его, после того, как отдышался и оттер с одежды всю землю и сухую траву, что успел насобирать на себя за время этого неравного боя.
— Научу, — согласился тот, — чему самого успели научить.
Гораздо позже, когда мы с Еше сдружились, и вместе по службе шли уже не первый год, понял я, что и сам он знает не так много, но даже того, что он смог преподать мне и нашим ребятам, уже было достаточно, чтоб в дальнейшем не раз спасать жизни нам всем.
Откуда это пришло? Мне, русскому парню, комсомольцу и молодому офицеру, было понять трудно, а уж принять, тем более.
О своей малой родине Еше рассказывал немного, по началу, думается, стеснялся того полудикого и малопонятного для большинства быта, в котором рос. А позже, я и не расспрашивал. Так что осталось только в памяти из кратких его рассказов что-то о войлочных юртах, бане, в которую чуть не силой загоняли нагрянувшие в улус активисты санотряда, и библиотека на полсотни книг, как чудо, которая курсировала между теми улусами постоянно.
Но как раз из детства моего друга, та история со странной техникой боя и пришла.
Был у Еше дед Лэгдэн, а у того брат старший. Вот имени брата мой товарищ не знал, да и не нужным оно в дальнейшем оказалось, поскольку пропал тот из улуса еще молоденьким пареньком, да так, что забыли о нем на многие десятилетия. И вот когда уже дед Лэгдэн был совсем старым, а самому Еше лет пять от роду, тот брат и вернулся.
И был он странным — вроде тоже старец, как и его уже немногие ровесники, но не больной совсем, и в движениях свободный, подобно тем, кто ему чуть не во внуки годился. Где был, чем занимался? Только-то и узналось, что в монастыре жил в высоких горах, не родных, а далеких-далеких — за несколькими реками великими, куда пешком можно только за несколько лет дойти. На этом — все.
Да, тот старец вообще неразговорчивым был. И вел себя странно — мог целый день просидеть на камне над рекой и не шелохнуться ни разу. Мог в лес уйти один, не взяв ничего с собой, и пропасть в нем на месяц. При этом, по наблюдению того же Еше, мяса, кажется, тот не ел вовсе, а питался исключительно чаем, молоком и арцой.
Но, года два спустя после своего возвращения, увидел как-то странный старец, как мальчишки мутузят друг друга бестолково в пыли, и почему-то очень этим действом возмутился. Ну, а потом и принялся обучать мальцов той странной и не на что не похожей борьбе. Так что с тех дней и мой друг, и другие дети, стали звать его… кажется, ламой. Я-то всегда считал, что это какая-то зверюшка… где-то в книжках встречал… так что, в правильности произношения этого слова я тоже не вполне уверен.
Еще лама мальчикам преподавал какие-то идеи, вынесенные, похоже, из того монастыря, в котором он и прожил все эти годы — что-то про просветление и познание себя.
Но, то ли Еше сам в этой учебе не преуспел, то ли понял, что все равно меж нами, людьми молодыми, идейными и атеистически настроенными, она не приживется, но особо так, ни разу полностью, то учение и не изложил. А вот технике приемов обучил неплохо. Хотя сам Еше всегда, глядя на нас, руками разводил и говорил, что это очень слабо.
Скорее всего, он был прав, потому как даже мне, который был рядом с ним все последующие годы и учебы по возможности не оставлял, победить его… да что там, достать, так и не удалось, считай, ни разу. Но того, чему он успевал научить даже новобранцев, спасало порой жизнь и им самим, и всему отряду.
Несомненными плюсами данного вида борьбы была именно суть этой техники ведения боя — нанесение противнику наибольшего ущерба при наименьших затратах собственных времени и сил. То есть, она основывалась не на силовых приемах, как таковых, а на использовании посыла противника и возможности применения, как оружие, любого бытового предмета. И это было мне на руку особенно теперь, потому что, как бы ни хорохорился я, но следовало признать, что после ранения восстановился далеко не полностью. Но вот к этим тренировкам я смог вернуться, считай, уже почти месяц назад.
