Глава 1
Алина достала из кармана халата пачку «Беломора», вытряхнула из нее папиросу не глядя, качнула пачкой в мою сторону. Так и не повернув головы, как-то поняла, что я отмахнулся, и убрала ее обратно.
Я посмотрел на женские пальцы, чуть размявшие табак, а потом прижавшие бумажный мундштук машинальным движением. Эти пальцы… нет, не крупные, не мужеподобные… но в них чувствовалась такая сила, что не верилось, что они принадлежат, в общем-то, очень хрупкой женщине — невысокой и худенькой. И, как семь лет назад, когда я видел Алину в последний раз, да, собственно, и всегда с момента нашего знакомства, ее руки заворожили меня своими скупыми, четкими движениями и той силой, что скрывалась в них.
Я поднес ей огня, пряча маленькое пляшущее на спичке пламя в ладонях. Женщина так же машинально наклонилась, пыхнула дымом и кивнула мне, благодаря. А потом оперлась на колени локтями и продолжила смотреть вдаль — туда, где за крайними домами слободы текла спокойная и вальяжная по летнему времени река.
— Так что с Павлом? — спросил я, продолжая наш прерванный разговор, — Зная его, я просто не верю, что он мог ввязаться во что-то, что могло так испортить ему жизнь. Он ее слишком любит… поесть, что повкуснее… это с детства еще… став старше, и выпить был не дурак, одеться вечно пытался, как городской щеголь, да и… — я замолчал, обрывая себя на полуслове, вспомнив с кем разговариваю.
Но Алина хмыкнула и довела мою мысль до логического завершения сама:
— Да уж договаривай, то, что начал — женщин любил Павел… красивых.
— Ну да, — промямлил я, уже жалея, что наша беседа потекла именно по этому пути, — когда привез тебя из города, вся слобода ходила смотреть на вас.
Алина повернулась ко мне, и я приметил в ее до этого потухшем взгляде промелькнувшую смешинку:
— Да ладно, Коль, знаю я все… но голову он действительно имел на плечах, да и меня не обижал понапрасну. Так что, заглядываться — заглядывался всегда… а что уж там было на самом деле, я не знаю, но сплетен не было, — покачала она головой, — так что грех мне жаловаться… по крайней мере, на людях. Ну, а наша жизнь — это наша жизнь… — как-то тоскливо сказала она и вернула свой взгляд к реке.
Да, возможно, она и не знала всего… да и знать похоже не хотела, тем более сейчас, когда мужа с ней рядом не было… да и выходило неизвестным теперь, свидятся ли они еще когда в этой жизни.
Но я-то знал. Пашка был тем еще ходоком. И по ранней юности, когда мы с ним подглядывали из-за кустов за его одноклассницами, переодевающимися после купания. И после, когда он учился в Ниженном, городе большом и шумном, где уже жила к тому времени моя семья, и мы с ним имели возможность видеться частенько. И в последующие годы, когда он приезжал в город по каким-то делам… вот только не помню я, был ли он тогда уже женат на Алине.
В последующие годы я с братом встречался редко и как-то набегами. Жизнь увела меня из Ниженного, да и в слободу, где жили они с Алиной, я тогда перестал наезжать регулярно — наша общая бабка умерла к тому времени, да и родители Павла, мои тетка с дядей, вскоре тоже.
Но вот то, что свои кобелирующие замашки брат не отпускал на волю там, где жил, и числился за уважаемого человека, это только подтверждало, что глупым Павел не был. И как его угораздило попасть во «враги народа», я не понимал категорически!
— Так что произошло с Павлом? — уже, наверное, раз в пятый, как встретился с невесткой, спрашивал я.
— Не боишься о таком разговаривать? — горько усмехнулась она, продолжая разглядывать заречные дали.
Да, вести такие разговоры по нашим временам не след. Но это была моя семья — мои близкие люди и я должен был знать, что произошло на самом деле.
Я оглянулся вокруг. Мы с Алиной сидели на косогоре, на самом его краю, который красноватыми уступами какого-то твердого камня, дающего похожий на мраморный блестящий скол, нависал над огородами низлежащей улицы. Справа сквозь деревья проглядывала махина госпиталя, бывшего когда-то, в мирной еще жизни, Домом культуры. Слева и вовсе просвечивало небо над речным обрывом. За спиной же, ближайший забор был едва различим в отдалении. А та небольшая рощица, что отделяла нас от всего, и числилась за парк перед тем Домом культуры, состояла в основном из берез, которые, как известно, ничьего соседства не любят. Так что пространство вокруг нас, почти без кустов и даже высокой травы, проглядывалось отлично. Мы были одни.
На что я и обратил внимание невестки:
— Здесь-то можно и поговорить. Или ты сама боишься поднимать эту тему? — что-то я не подумал об этом, занятый своей озабоченностью судьбой брата.
А вот о том, что его жена, женщина довольно нежного воспитания, да и мать двоих детей, которые в случае чего, могут оказаться в детдоме, я как-то даже не озадачился. Дурак, признаю, но сам я, уже давно выпавший из семейного общения, а своей так и не обзаведясь, о таких вещах думать не научился. Привык получать, а если и надо, то и добывать, ответы на свои вопросы побыстрее.
— Я-то? — хрипло хохотнула женщина, — я уже ничего не боюсь. Прошло то время давно, когда я чего-то боялась — улетело вслед за Пашей на Колыму. За детей вот — да, боязно… впрочем, теперь я знаю — чему быть, того не миновать. А трепыхаться попусту — устала, — махнула она рукой, неловким обреченным жестом, — Да и думаю, что пока вон это на мне, ничего особо в моей жизни и не изменится, — она мотнула головой на госпиталь за нашими спинами, — Еще бы пару лет, а там Мишаня подрастет… чтоб можно было его хоть в ремесленное пристроить, а там уж совсем не страшно — можно и к Паше, — и она засмеялась каким-то похожим на карканье надтреснутым смехом.
Мне стало не по себе. Эта женщина, несмотря на ее профессию, всегда ассоциировалась у меня с чем-то нежным и возвышенным — бутоном цветка, лебедем, гнущим шею на протоке, или первым заревым отблеском над рекой. Да, вот так… немного не похоже на меня, человека, в общем-то, весьма прагматичного и не очень мягкого. Но знакомство наше состоялось, когда она уже была невестой брата, а потому, как на женщину, я на нее себе смотреть запретил, и вот уже из этого решения и проистекает мое восприятие Алины. Вроде и хороша женщина, глаз радует, но тянуть к ней руки — ни-ни.
— А сколько сейчас Мише? — спросил я, лишь бы оборвать эти выворачивающие душу звуки.
— Двенадцать через месяц исполнится. Вот и говорю, до ремесленного бы его дотянуть…
— Подожди, но Маняша же совсем маленькая?! Куда ты собралась? — как будто в шутку спросил я, но шутилось в натяг… не та была тема, не та…
— Манюшку-то сестра к себе заберет, мы уж все и обговорили с ней… еще тогда, когда Павла арестовали. Она как раз с детьми у нас гостила… да она и тогда забрала моих от греха подальше. Это уж потом, когда Москву бомбить стали, она со всем выводком сюда вернулась, все ж здесь потише было. Завод в заречье — да, бомбили, Бережковскую судоверфь — бывало, а тут, в самой слободе, как-то обходилось. А там и меня из полевого госпиталя направили сюда, и стало ясно, что вслед за Пашей пока никто посылать меня не собирается. И когда в столице потише стало, к прошлому лету, она со своими детьми вернулась обратно в Москву. Но, тогда же мы с Татой и поняли, что если с Маняшей она справится, то вот с Мишей — нет. Он уже в то время, два года назад, ей такие коники выкидывал, что она к тому моменту, как я приехала, воем выла, не зная, что делать с ним. Он, знаешь ли, — Алина опять хрипло хмыкнула, — все собирался правду искать, чтоб отца освободили. Убегать от нее пытался…
