на это понадобится.
В заключение великий человек предостерег их против социалистов, глупых и непрактичных людей, которым уже сейчас не терпится увидеть лучшую жизнь, и напомнил, что и Рим не в один день строился.
«Волхвы» горячо аплодировали. Им не приходило в голову, что поговорка насчет Рима здесь совершенно неуместна.
Сэр Фэзерстоун уселся в свой экипаж, а толпа, увеличившись за счет вышедших из зала, вновь построилась и отправилась маршировать по тихим улицам, распевая:
Все голоса отдавайте за Светера!
Все, как один, голосуйте за Светера!
Он хочет нам благ, и знает он, как
Власть и свободу вернуть рабочим.
Пыла побольше, в укор безголосым!
Тех, кто не с вами, оставите с носом!
С этим навеки покончим вопросом!
Светер по праву одержит верх.
Экипаж, в котором сидели сэр Фэзерстоун, Адам Светер, Раштон и Дидлум, двигался в середине процессии. Впереди шли люди со знаменем и факелами, четыре человека − по два с каждой стороны − шли рядом с экипажем и несли зеленый огонь. В общем, зрелище получилось внушительное. Когда они проходили мимо Невольничьего рынка, какой-то бедняк в рваной одежде, в ботинках, спадающих с ног, взобрался на фонарный столб и, размахивая своей кепкой, прокричал:
− Ура! Ура! Ура! − в честь сэра Фэзерстоуна Блада, нашего будущего премьер-министра!
«Филантропы» уже охрипли от криков, потом выпрягли лошадей и впряглись вместо них в экипаж.
− Сколько будет получать сэр Фэзерстоун, если его сделают премьер-министром? − спросил Харлоу у одного из «филантропов», который подталкивал экипаж сзади.
− Пять тысяч в год, − ответил тот, по странной случайности осведомленный в этом вопросе. − Это получится сто фунтов в неделю.
− Не так много для такого человека, как он, − сказал Харлоу.
− Ты совершенно прав, приятель, − отозвался тот с сочувствием в голосе. − Он баллотировался на пять лет и, значит, получил за это время всего двадцать пять тысяч фунтов. Конечно, у него есть и пожизненная рента − около двух тысяч в год, но что это, в конце концов, для такого человека, как он?
− Да уж, тут не разбежишься, − посетовал Харлоу, а Ньюмен, который тоже помогал подталкивать экипаж, заметил, что великий человек должен получать, по крайней мере, вдвое больше.
Правда, они обрели некоторое утешение в том, что сэру Фэзерстоуну не нужно ждать семидесяти лет, чтобы получить пенсию, он получит ее сразу, как только покинет свой пост.
* * *
На следующий день вечером Баррингтон, Оуэн и еще несколько их единомышленников, собравших по подписке кое-какие деньги на листовки социалистов, раздавали их на митингах либералов и тори. И тут им не раз пришлось вступать в споры с защитниками капиталистической системы. В своих попытках убедить людей воздержаться от участия в выборах они натолкнулись на сопротивление даже тех, кто утверждал, что верит в социализм. Эти люди заявляли, что, поскольку от социалистов нет кандидата, остается голосовать за лучшего из двух имеющихся. Именно такой точки зрения придерживались и повстречавшиеся им Харлоу и Истон. У Харлоу в петлице красовалась зеленая ленточка, а Истон носил цвета д’Округленда.
Один человек сказал им, что, будь его воля, он заставил бы голосовать всех имеющих право голоса, хотят они того или нет, а в противном случае лишал бы их избирательных прав. Баррингтон спросил его, верит ли он в тарифную реформу. Тот ответил, что не верит.
− А почему? − спросил Баррингтон.
Человек сказал, что он против тарифной реформы, так как считает, что она погубит страну. Баррингтон спросил, поддерживает ли он социалистов. Человек ответил, что не поддерживает, а на вопрос «почему» ответил, что победа социализма привела бы страну к катастрофе, он в это верит, потому что так сказал мистер Светер. Но на вопрос Баррингтона, что он стал бы делать, если бы было всего два кандидата − один социалист, а второй сторонник тарифной реформы, − ответить он не сумел.
Борьба продолжалась еще несколько дней. Наемные ораторы изливали потоки красноречия, тонны брошюр затопили город. Со стен домов огромные плакаты кричали: «Новая ложь либералов», «Очередной обман тори».
Сами того не сознавая, обе партии лили воду на мельницу партии социалистов, поскольку каждая обличала лицемерие другой. Будь у избирателей достаточно здравого смысла, им ничего не стоило бы догадаться, что грызня между предводителями тори и либералов есть не что иное, как грызня грабителей из-за добычи, но, к сожалению, большинство не было в состоянии это понять. Ослепленные фанатичной приверженностью к своей партии, в приступе маниакального энтузиазма, они только и думали о том, как бы «пронести свой флаг к победе».
Пренебрегая опасностью, Баррингтон, Оуэн и другие социалисты распространяли свои листовки и ошарашивали вопросами либеральных и консервативных ораторов. Они требовали, чтобы тори объяснили причины широкого распространения безработицы и нищеты в протекционистских странах, например, в Германии и Америке, а на митингах мистера Светера спрашивали, какие средства против безработицы предлагают либералы. В ответ социалисты получали угрозы расправиться и требования «не мешать вести митинг».
Когда социалисты распространяли свои листовки, случалось так, что какой-нибудь опрометчивый защитник капиталистической системы вступал с ними в спор, и вокруг тут же собиралась толпа и слушала. Так стихийно и возникали митинги социалистов.
Иногда им удавалось загнать своих оппонентов в угол, ибо, когда они говорили, что механизация является причиной избытка рабочих рук на рынке, что этот избыток рабочих рук ведет к безработице, что наличие армии безработных подрывает независимость работающих и отдает их на милость хозяев, ни консерваторам, ни либералам возразить было нечего. Они не могли отрицать, что техника используется не для всеобщей выгоды, а для наживы отдельных лиц. Короче говоря, они не могли отрицать, что монопольное владение землей и фабриками, оказавшееся в руках небольшой кучки людей, является причиной нищеты большинства. И когда их били этими аргументами, когда им объясняли, что единственным средством против социальной несправедливости является общественная собственность и общественное управление средствами производства, они сердито замолкали, не в силах со своей стороны предложить что-нибудь конструктивное.
Сплошь и рядом случалось так, что митинги превращались в ожесточенные споры между либералами и тори. Сторонники существующей системы, распавшись на маленькие группки, не в состоянии были довести спор до логического конца и вскоре перескакивали к малозначащим деталям, забывали, о чем шла речь, кидались в сторону, шумели и надрывались по пустякам. И длились, длились эти пустые, но жестокие словопрения, и участники споров все дальше уходили от начала и от сути разногласий.
Не до истины докапывались эти несчастные, не
