должен прибегать человек для реализации Я?' Бхагаван ответил: 'Учения писаний и учения реализованных душ.' Преданный продолжал спрашивать: 'Могут ли такие учения быть в форме дискуссий, лекций и медитаций?' Махарши ответил: 'Всё это лишь второстепенные средства; главное — это милость гуру.' Я полностью это усвоил и поэтому всецело воспользовался присутствием Махарши", закончил Пападжи.
В 1947 году Индия стала независимой, и произошло разделение на Индию и Пакистан. За месяц до этого Пападжи встретил в ашраме своего друга Дэвараджа Мудальяра, который сказал ему, что если разделение произойдёт как ожидается, то место проживания Пападжи и его семьи в Пенджабе станет частью Пакистана, и их жизням грозит опасность. Он посоветовал перевезти свою семью в Индию. Пападжи ответил: "Моя привязанность к семье подобна сну. Я не поеду обратно и не покину присутствия Махарши." Дэвараджа Мудальяр, адвокат по профессии, был настойчивым человеком, и доложил об этом Бхагавану. Бхагаван позвал Пападжи и поговорил с ним.
По воспоминаниям Пападжи, "В 1947 году, за месяц до Независимости Индии, Дэвараджа Мудальяр сказал мне, что Пенджаб, где жила в то время моя семья, скоро станет частью Пакистана. 'Почему ты не поедешь и не привезёшь их?' спросил он меня. 'Я не поеду', отвечал я. 'Я не могу прервать контакт с Махарши, моим сатгуру.' Тогда Дэвараджа Мудальяр рассказал об этом Бхагавану. Махарши подозвал меня и сказал: 'В районе, откуда ты прибыл, скоро начнутся проблемы. Почему ты сейчас же не поедешь и не привезёшь свою семью?' Я ответил с большой самоуверенностью: 'Моя прежняя жизнь была только сном, Бхагаван. Мне снилось, что у меня есть жена и семья, но когда я встретил вас, мой сон окончился. У меня нет больше семьи. У меня есть только вы.' Махарши возразил мне, сказав: 'Но если вы знаете, что ваша семья это сон, какая разница, если вы останетесь в этом сне и будете выполнять свой долг? Почему вы боитесь ехать, если это всего лишь сон?' Я объяснил реальную причину, по которой не хотел ехать: 'Бхагаван, я слишком привязан к вашей физической форме, я не могу покинуть вас. Я так сильно вас люблю, что не могу оторвать от вас взгляд. Как я могу вас оставить?' Махарши несколько секунд внимательно смотрел на меня, а потом произнёс: 'Я с вами, где бы вы ни были.' В этих словах я увидел его непреклонность в том, что я должен ехать. Это последнее заявление было благословлением, которое я получил на предстоящую поездку, а также на будущее вообще. То 'я', которое было реальной природой моего мастера, было также и моей внутренней реальностью. Разве я мог быть разлучён с этим 'я'? Я принял решение своего мастера и простёрся перед ним. И первый и единственный раз в жизни я коснулся священных стоп сатгуру как акт благоговения, любви и уважения. Обычно он не всем позволял касаться своих стоп, но это был особый случай, и он не возражал. Перед тем, как подняться, я собрал немного пыли из-под его стоп и положил себе в карман, чтобы хранить как священное напоминание."
"…немного пыли из-под его стоп я положил в карман, чтобы хранить как священное напоминание."
Пападжи поехал обратно в Пешавар. Это было путешествие, наполненное чудесами. Он говорил мне: " Прасад, который был рядом с моим сердцем, спас меня и направлял каждую секунду." В Пакистане уже назревали беспорядки и волнения. Поезда были переполнены. Индусы и мусульмане разделились и набились по разным вагонам. Пападжи не сел в вагон с индусами. Бхагаван подсказывал ему сесть в вагон с мусульманами. В этом вагоне было не так много народу. На следующей станции все люди из вагона с индусами были жестоко убиты. Пападжи спасся; он доехал до места назначения и вывез всю свою семью — тридцать пять женщин. И снова произошло чудо, и снова он приписал это прасаду. Когда он и члены его семьи достигли границы Индии, они узнали, что это был последний поезд из Пакистана, потому что железнодорожные пути были разрушены. Пападжи поехал со своей семьёй в Лакнау. С помощью одного друга он нашёл там дом, и до 1966 года без устали трудился, чтобы прокормить семью. Он был утверждён в Я, но на внешнем плане он продолжал работать день и ночь ради семьи. В индуистских писаниях говорится, что только пурна джняни, полностью реализованный человек, может быть истинным карма йогином. Пападжи чувствовал, что бытие в Я есть единственная реальность; всё остальное — просто сон.
Пападжи ездил на духовные ретриты к Ганге; дома он давал стасанги. Начавшись с маленькой группы, это переросло в широкий круг людей. В Ведах говорится, что испытать вкус Я вы можете не через знания, аскетизм или духовные практики. Это происходит только через прямое переживание. Будучи тем счастливчиком, который получил этот опыт от Бхагавана, Пападжи начал делиться им со всеми, кто вступал с ним в контакт. Иными словами, он дарил другим то, чем одарил его гуру. Вот почему он великий мастер, хотя никогда не провозглашал себя таковым. Он не учреждал организации и никогда не собирал деньги. Наоборот, своими тяжело заработанными деньгами он кормил бедных.
Пападжи одобрительно оценивает речь Ганешана
Когда я был редактором Горной Тропы в 1993 году, мне очень хотелось собрать статьи о тех, кто получил реализацию напрямую от Бхагавана. Свами Экатмананда из Миссии Рамакришны тоже убеждал меня собрать статьи и издавать их сериями. Однако некоторые люди в ашраме не проявляли энтузиазма к этой идее, особенно по отношению к статье о Пападжи. Фактически, даже моя подруга Анурадха расспрашивала меня о том, что мной движет. В то время Дэвид Годман и Надия Сутара помогали мне в работе. Анурадха спросила меня: "Ты можешь написать о Кунжу Свами или об Аннамалае Свами, с кем у тебя был прямой опыт. Разве у тебя был какой-либо опыт с Пападжи? Неужели ты собираешься публиковать статью, невзирая на столько к нему недоверия?" Я ответил: "Почему бы тебе самой не поехать к нему и всё не выяснить?" Анурадха, будучи смелой женщиной, поехала прямо к Пападжи. Планируя остаться там на семь дней, она купила также обратный билет. Хотя ей понравились и танцы, и пение и бхаджаны, она не чувствовала связи с Пападжи. Настал день её отъезда, а она всё ещё ничего не чувствовала. Перед отъездом Анурадха встретила Альмиру, жену
