Он укладывается на диван. Пытается заснуть. Как и я. Едва-едва смежила веки. В семь часов он встает. Вижу, как он занимается гимнастикой. Он просто дрожит… Я упрекаю себя за эгоизм.
Ему было так холодно!..
X. Бегство
Боже, несколько месяцев счастья! Мы любили друг друга. Жили вместе. Так мне предложил Мишель в день, когда владелец лишил нас квартиры. Мишель признался: «У меня всего три сотни в кармане».
Вот уже несколько недель он ничем не занимается. Когда он зарабатывал много денег, мы почти ни в чем себе не отказывали. Он был готов скорее умереть, чем просить o помощи родителей, которых некогда разочаровал, бросив обучение медицине.
С Богом! Даже любопытно вспомнить о нищете!
Мы посетили квартиру на первом этаже на площади Ламартин. Мрачное помещение. Единственное окно выходит на ряд гаражей. Молодость скрасит все! Переносим сюда все наше достояние: одежду и несколько тарелок. Квартиру именуем «небольшая черная дыра».
– Слушай, на инаугурацию…
– Может, устроим небольшой обед?
– Отправляйся за покупками, – говорю я. – Особо не траться. И пожалуйста, появляйся не раньше чем через час.
Когда он вернулся, немыслимый беспорядок был устранен. Сама не знаю, как мне это удалось. Самолюбие, просто любовь удесятерили мои силы. Ванная сияет, как новенький сантим, мебель (не такая уж плохая) натерта, постель застелена шелковым покрывалом, стол накрыт на две персоны (приборы, бокалы!), несколько цветков и засохшие листья на скатерти и комоде. Он принес баночку фуа-гра[71] (крохотную), зеленую фасоль. Обойдемся без вина. Смех! Богемная жизнь, здоровье и чуть больше двадцати лет!
Мишель вновь на тропе войны. Его приглашает Пьер Фронде[72], чтобы создать Голливуд! Речь идет о съемке фильма в Австрии, как только туда можно будет выехать.
(Ее только что освободили).
Я по-прежнему на плаву. Журналы, модельные мастера (дорогая Жанетт Коломбье!) и меховщики, перчаточники, парфюмеры…
В вечернем платье
Оплата за каждый сеанс – приличные деньги для того времени. Единственное темное пятно – загадочное поведение семьи. Меня принимают на площади Лаборд, даже пригласили на ужин. Я одолжила по этому случаю платье, настоящее сокровище. Все крайне любезны, мать, невозмутимая высокая дама, доктор, славное и красивое французское лицо, светящееся снисходительностью и добротой. На мне туфельки, я боюсь любой оплошности, чтобы меня не сочли грошовой мидинеткой![73] Особенно в этот день…
…Младший брат Мишеля, Клод, возвращается после десяти лет со дня мобилизации и пяти лет плена. Где нас застал его телефонный звонок? У Жана Шеврие[74]. (Да, я еще не сказала: этот радушный хозяин «маленькой черной дыры» оказал нам гостеприимство.) О чем я? Стоило раздаться голосу Клода, как я перестаю существовать для Мишеля! Он словно в бреду:
«Малыш Клод! Где ты? Несусь! А родители? В Виллье-ле-Бель? Они тоже едут? Еду!» И убегает, бросив мне: «А ты?»
Я на велике добираюсь до площади Лаборд. Все обнимаются. Похлопывают друг друга по спине. Плачут. Целуются. Вот она, семья! Мне наскоро представляют Клода, и все четверо уезжают на машине в семейное поместье, где будут праздновать его возвращение, оставив меня в одиночестве. Рука моя лежит на руле, а на ресницах повисли слезы. Меня не считают за равную? Однако Мишель не бросает меня, значит, дорожит? Клод вначале относится ко мне с показной вежливостью. Неужели я ошиблась? Серьезные дела! Семья осудит мое поведение!
(«Он был бы отличным мужем» и т. д.)
Чтобы оценить собственные чувства, прислушиваюсь к другим соблазнителям! Соглашаюсь на один или пару ужинов. Богатые и красивые, молодые и знаменитые, ни один ничего не обещает, ни у одного нет ни обаяния, не сравнить с Мишелем! А их взгляды, почти тут же настойчиво красноречивые. Мишель терпел полгода!
Хоккейный матч в Сен-Дизье, куда я пришла для рекламы одной модельерши. В перерыве какой-то фотограф просит меня сняться рядом с несколькими звездами кино (Марсель Деррьен[75] и т. д.).
В саду семейного пансиона
В группе также два хоккеиста… Нас много! Некуда отойти!
– Жаннин, вы такая легкая… Может, сядете на колени месье? Хм! Я соглашаюсь. Этот месье – один из игроков – иностранец (судя по голосу), затянутый в хоккейные доспехи, лицо его залито потом. Я с облегчением покидаю его колени.
На следующий вечер сюрприз – я получаю от него записку с просьбой навестить в раздевалке… У двери, согласна! Но не входить! Мне навстречу выходит великолепный северянин, пшеничные волосы, пахнущий духами, опьяневший от радости, что может пригласить меня выпить стаканчик в его «бьюике»[76] шестиметровой длины. Приятель примерной обходительности и скрытности, с которым я и сегодня иногда выхожу в свет и который никогда не оскорбит меня! (А что думаете вы, французы?)
Мишель пробивает себе путь! Уже идет подготовка к реализации предложения по Австрии. И партнершей у него будет Иветт Лебон![77]
– Дорогая, неужели надо расставаться!..
– А разве я не могу приехать к тебе?
