– Скажи папе, что я не нанесу урона его чести! Никогда! А он в этот час в свою очередь ждет меня у театра.
(Разминулись по недоразумению.)
Он несется на улицу Жан-Мермоз, ничего не понимает, в отчаянии отправляется в привычное бистро, где хозяин изо всех сил старается развлечь его.
Утром следующего дня, в одиннадцать часов, телефонный звонок рассеивает взаимные подозрения.
Но…
Во вторник, когда я в кафе на площади Этуаль пью с приятельницей кофе, замечаю через окно Мишеля, который сопровождает… Боже, я тут же узнаю ее, хотя видела только в кино (где она особенно эффектна!). Она, одна из величайших звезд той эпохи! На ней простой спортивный костюм, брюки. Словно она собирается в Шамони. Но как шикарно выглядит! Вообще я знала. Симона меня предупредила, что мой красавчик Мишель (я прожужжала ей все уши про него)… Я была слепа! Слухи? Быть может, старая история?! Или…
Я слишком горда или слишком робка, чтобы требовать объяснений, когда вновь встречаюсь с ним. Клянусь себе, что наши встречи будут реже. Он не знает почему. И страдает от этого.
Две недели я избегаю его. Потом любовь, целомудренная, возвращает меня в его объятия.
Жизнь у Лелонга продолжается. Изменений мало, если не… Когда в день святой Екатерины господин Лелонг по-отечески пригласил меня на ужин, я спросила его: «Можно прийти с женихом?»
– А! Вот как? Ну конечно! Но… но надо было мне сказать!
Чуть позже после вопроса Николь: «Папа, какой подарок сделаем ей на свадьбу?»
– Что за вопрос. Она так хорошо носит свадебные платья!
В студии работаю с необычным рвением. Идет ускоренная подготовка летней коллекции (февраль), которая станет для нас первой послевоенной коллекцией. (Словно все сражения уже выиграны!)
Вместо семидесяти пяти платьев будет представлено сто двадцать; для меня готовится двадцать пять нарядов, рекорд, которому беззлобно завидуют остальные восемь манекенщиц Дома. Похоже, изобилие возвращается.
В домашнем костюме
Ткани, отличные набивные ткани, которые похоронила война. Суматоха в мастерских, где первые мастерицы мечутся, пытаясь наладить порядок и тишину. Встречи. Сколько служащих, прятавшихся, находившихся в бегах, в ссылке, вернулись и вновь приняты на работу. Они рассказывают о своих приключениях. Увы! Лагерники не вернутся.
Невероятный успех. Атмосфера этих дней показа, знакомых мне только по войне, стала торжественнее и свежее. Приток публики, зажиточных людей. Покупательницы приобретают больше. Коктейли, приемы, марочное шампанское. Великие обозреватели моды, Брюнофф[66] (Vogue), Лешель (La femme chic), Люсьен Франсуа[67] и прочие, вновь на вершине; им предоставляются лучшие места. Наконец, появляются американцы! В Париж, где прекратились бомбардировки, слетаются американки. Они собираются целыми стаями, зрелые и молодые, юные (из девичьих колледжей), шумные, приветствующие нас криками «ура», называющие нас по именам, приглашающие на чай в «Ланкастер» или «Бери». И звезды, в том числе и международные, к примеру моя любимица Марлен Дитрих[68].
Всю весну я занята по горло. Днем у Лелонга (здесь пока мирятся с моими опозданиями), вечером в компании Мишеля, который безостановочно снимается в кино: «Ангел, которого мне подарили», где играет с Симоной Ренан[69], «Враг без лица» с Луизой Карлетти[70].
– Что скажешь, если я начну ревновать?
– Но только не к этим большим приятельницам!
Мысль: «А другая, как он поступил с ней?» На самом деле там все закончилось.
В спортивном костюме
Сколько раз по вечерам я даю ему приют на несколько часов!
Готовлю легкий любовный ужин (Он столько работает! Может похудеть!): устрицы, холодная курица, вино «Монбазийак». Наряжаюсь в волшебное домашнее платье (купленное со скидкой). Мы болтаем, подкалываем друг друга, целуемся до полуночи.
Жениться на мне? Таковы его намерения. Но не сразу! Надо дать родителям время свыкнуться с этой мыслью, ибо моя профессия не из тех…
Утром звонит телефон:
– Ты свободна сегодня вечером? Заходи ко мне на улицу Пьер-Шаррон. Мы там ужинаем.
– С кем?
– С дядей, братом мамы.
– Маркизом?
– Да, увидишь, какой отличный тип! Он воевал у Леклерка. Недавно его ранило.
Вот это семейство! Маркиз Роббер – действительно отличный кавалер. Прихрамывает, ходит с палочкой. В прошлом месяце одним из первых ворвался в Баккара.
В дневном платье
После изысканного ужина (маркиз платит за всех десятерых) мы объезжаем все ночные заведения. Я танцую с ним, хотя у него побаливает нога. Роббер тут же переходит со мной на «ты». Неужели уже считает меня членом семьи или просто партнером по гулянкам? Мы расстаемся в пять часов утра. На улице десять градусов ниже нуля.
Мишель у двери моего дома:
– Могу подняться?
– На последний бокал!
Наверху:
– Ну и жажда у меня! Виски.
– Можно позвонить домой?
– Ради чего?
– Сказать, что не вернусь.
