На этом фоне усилия минской династии по установлению конфуцианского миропорядка выглядели иллюзией, несбыточной мечтой. Но, может быть, Сыны Неба и их придворные сановники не были информированы о том, что творится во Вселенной, и потому избрали путь в никуда?
Судя по китайским историческим хроникам XIIXIII веков, а также по арабоязычным и европейским источникам XIIIXIV веков, китайские мореходы вдоль и поперек бороздили воды Индийского и Тихого океанов.
«Мы посетили более тридцати стран», свидетельствует уже известный читателю Чжэн Хэ. Сколько географических открытий принадлежит ему и его соратникам? Наверное, немало. Видимо, не единожды составлял он подробные описания тех стран и земель, куда ступала его нога, тех народов и племен, с которыми ему довелось встречаться. Собранные им сведения наверняка позволяли составить реальное представление о том, что творится на «окраине». Или его информация была не востребована?
Примечательный факт: ни разу и нигде Чжэн Хэ не водрузил китайский флаг, подобно тому, как это всегда практиковали европейские мореплаватели. А зачем водружать флаг? Разве у Сынов Неба была нужда обзаводиться колониями где-нибудь в Африке, Америке или на других континентах, уподобляясь Англии, Франции, Голландии, Испании… Зачем, если и без того известно всем, что Вселенной управляет Сын Неба, что все земли принадлежат ему?!
Как бы то ни было, но факт остается фактом: реальное положение дел в мире умышленно целенаправленно игнорировалось в Поднебесной в угоду незыблемости конфуцианских канонов в их ортодоксальной интерпретации.
При Минах стали практиковаться «исправленные» правила дипломатического церемониала ли, с предельно подробными, по пунктам, наставлениями правителям «окраины», заморских государств, о том, как им надлежит принимать у себя в стране посланцев Сына Неба. Эта задача нравственного перевоспитания иноземных ванов считалась одной из важнейших в деятельности китайской дипломатии. На каменной стеле начала XV века, установленной близ Нанкина, от имени минского императора высечены слова: «Постоянно направляю посольства во все иноземные заморские государства, чтобы повсеместно распространить нравственное перевоспитание, научить их этикету, ли, и долгу, и, и тем самым изменить их варварские привычки».
Разумеется, находились в Поднебесной смельчаки, которые не соглашались с мнением Сына Неба. Одним из таких инакомыслящих был в 1505 году цензор Жэнь Лянби, который открыто заявлял: «В действительности же утвердится или не утвердится ван той или иной страны и как он будет себя вести не зависит от того, титулован ли он императорским двором или не титулован». В китайских исторических хрониках упоминаются также случаи, когда отдельные сановники минского двора, сознавая нелепость политики «вассалитета», представляли на имя императора соответствующие доклады. Но они даже не удостаивались внимания Сына Неба, поскольку шли вразрез с его видением мира, с официальной догмой.
Активные «воспитательные» усилия неустанно предпринимались в отношении послов иноземных, «варварских», государств, прибывавших с дипломатической миссией в столицу Поднебесной. Иностранным послам и даже первым лицам иноземных государств, наносившим время от времени официальные визиты Сыну Неба, предписывалось, признавая его божественное происхождение, отбивать земные поклоны не только перед ним самим, но также перед входом у дворца и перед троном, даже если на нем никто не сидел. Земными поклонами сопровождались процедура вручения верительных грамот и передача подарков. Если же «варвары» отказывались совершать эти церемонии, считая их унизительными, несовместимыми с честью и достоинством государств и народов, которые они представляли, их не допускали на аудиенцию с императором и высылали из Поднебесной.
Тщательнейшей проверке подвергались тексты верительных грамот и даже их внешнее оформление, а также тексты речей иностранцев во время аудиенции с Сыном Неба, дабы не пропустить в них что-нибудь такое, что задевало честь и достоинство правителя Вселенной. В китайских исторических хрониках отмечен случай, когда в присланной японским императором грамоте тот назвал себя Сыном Неба Страны восходящего солнца. Китайский император, считавший себя единственным Сыном Неба, разгневался и распорядился «впредь не принимать грамот южных и восточных варваров, если в грамотах не будут соблюдены нормы приличия».
Конечно, в европейских странах того времени «китайские фокусы» в дипломатии воспринимались, мягко говоря, с улыбкой и снисходительностью. А как иначе могло реагировать, например, правительство Голландии на доклад Палаты ритуалов пекинского двора, в котором сановники испрашивали у Сына Неба разрешения на то, чтобы в связи с дальностью пути из Голландии в Поднебесную было разрешено Голландии выплачивать дань через Гуандун один раз в пять лет. А Сын Неба изъявив еще большую милость, и в своем указе предписал: «Голландия искренне проявляет почтение и долг, привозя дань морем… приказываю прибывать ко Двору с данью один раз в восемь лет». Вот так! Хоть стой, хоть падай!
А то, что Голландия и прочие иноземцы не проявляли на деле готовности следовать высочайшим указам и нравственным наставлениям Сынов Неба, объяснялось в Поднебесной их отсталостью, невежеством, наконец, неспособностью постичь единственно разумные нормы морально-этического воспитания.
Преднамеренное искажение миропорядка гораздо больший эффект имело внутри страны. В сознание не только правящей верхушки Поднебесной и всей интеллектуальной элиты, но даже простых китайцев из века в век все глубже внедрялась идея национальной исключительности, порождавшая помимо прочего зачастую ни на чем не обоснованные претензии к «варварам». Многие китайцы считали, в частности, что «обращение с иноземцами как с равными равносильно легкомысленному перенятию чуждых обычаев».
Практически этому же способствовал и конфуцианский постулат «сохранения лица», которому свято следовали и Сын Неба, и рикша.
«Умереть событие малое, лицо потерять большое». Это напутствие Учителя было ведомо каждому китайцу.
…Ночью в дом бедняка забрался вор. Бедняк от шума проснулся, заметил вора, но виду не подал — притворился спящим. Однако это не ускользнуло от внимания вора.
«Он увидел, что я собираюсь его обокрасть, но не хочет поднимать шума. Ведь тогда я потеряю лицо. Какой деликатный человек!», — рассудил вор и на цыпочках направился к двери.
«Он понял, что я очень беден, и, жалея меня, решил уйти с пустыми руками. Этак я могу потерять лицо», размышлял хозяин дома, наблюдая за уходящим вором. И стал его звать: «Вор! Вор! Не уходи! Я бедный человек, но все же утащи у меня хоть что-нибудь, хоть какую-нибудь плошку. Иначе с каким лицом предстану я утром перед соседями».
Это — широко распространенная у китайцев притча. А вот реальные факты.
«В одной из миссионерских христианских общин, состоявших под моим управлением, — рассказывает Джон Макгован, — был проповедником крещеный китаец-христианин. Говорил он очень плохо, все его проповеди были скучны и неинтересны, и вот христианское население общины решило освободиться от него… Избрав делегацию, оно обратилось ко мне с просьбой о том, чтобы я помог избавиться от этого проповедника. Приняв во внимание все обстоятельства дела, я устроил этому проповеднику перевод на такую же должность в другую общину и убедил его принять это новое место. Когда все было устроено, я заявил после богослужения своей пастве, что проповедник должен вскоре их покинуть ввиду перехода на новое место и что им предстоит избрать нового проповедника на его место. Нужно было видеть, с каким огорчением выслушали они мое заявление. Через несколько мгновений в толпе послышался ропот, и слушатели мои начали просить меня убедить проповедника остаться у них. Если бы я не знал, что все это делается для вида, я, конечно, принял бы все это за чистую монету: настолько хорошо разыгрывали они свое огорчение. После моего твердого заявления, что решение это окончательное и изменено быть не может, голоса стали умолкать и все мало-помалу успокоились.
