Теперь вопрос: как повела себя собака в лабораторнойкомнате, где у нее формировали условный слюноотделительный рефлекс на звукметронома, вырвавшись на свободу? Не знаю, догадаетесь вы или нет, но мучить васне буду. Собака бросилась к метроному и стала призывно лаять, прыгать,прижиматься к полу, выгибая спину… В общем, демонстрировать таким образом всювозможную приязнь этому прибору! Сошла с ума. Натурально! Ну, не дурная,право?! Броситься к метроному, чтобы выпрашивать у него пищу? В своем уме, нет?В своем. И причем — это важное уточнение — в своем. Именно в своем, а не внашем!
Конечно, мы-то с вами прекрасно понимаем, что животномусъестное давал не метроном, а экспериментатор, да и метроном включался им же.Но как это дело понимало животное? Оно понимало это дело просто: если метрономтикает, еду приносят, не тикает — не приносят, значит, кто у нас отвечает заеду и у кого ее просить надо? У метронома! Животное воспринимает только то, чтооно воспринимает, и логика внутренних связей данной ситуации определена длянего самой этой ситуацией. Нет тут никаких абстрактных понятий, нет «взгляда состороны».
По-настоящему сумасшедшей была бы собака, которая рассуждалабы таким образом: «Так, ведут меня в лабораторию, сейчас будут у меня условныйрефлекс формировать. Дяденька, которого зовут Иван Арнольдович, будет покоманде дяденьки, которого зовут Филипп Филиппович, включать метроном и даватьмне кусочек чего-нибудь вкусненького. Я все это буду делать, а потом они начнутиздеваться — метроном включат, а кормить не будут. Садисты! Живодеры! КШвондеру пойду жаловаться!» Ну, право, подобные собачьи размышления хороши для«Собачьего сердца» Михаила Афанасьевича Булгакова, но совершенно не годятся длямозга отдельно взятой собаки.
Природа не терпит пустоты: там, где люди не знают правды,они заполняют пробелы домыслом.
Бернард Шоу
Разумеется, собака не думает, как человек, и думать так неможет в принципе. Потому что нет, не существует для нее ни «научной лаборатории»,ни «эксперимента», ни «метронома», а есть лишь набор ее переживаний.Разумеется, все эти ее переживания связаны одно с другим, но тут другая логика.Мы рассуждаем, основываясь на понятиях, на тех значениях, которые стоят заэтими понятиями, на смысле происходящих событий, а она — собака — основываетсяна ощущениях. Причем, надо признать, что наша логика — логика абстрактная,оторванная от всякой иной логики и даже жизни. Тогда как логика собаки — логикажелезобетонная: «здесь и сейчас» — метроном, кусок мяса, и еще какие-то людиздесь суетятся, поесть нормально не дают. Все она правильно сделала! Это мы свами сумасшедшие.
Знаю, что за сравнение ребенка с собакой меня, какговорится, по головке не погладят. Но я, честно-честно, и не собираюсь заниматьсяздесь какими-либо сравнениями, я просто хочу продемонстрировать принцип. Когдамы говорим, что, мол, каждый глядит со своей колокольни, — это не простопословица, это, понимаете ли, правда жизни. Даже у собаки есть своя колокольня.Нам может казаться, что собака сошла с ума, но, с точки зрения собаки, —это мы не в своем уме. А кто здесь прав или виноват, на самом деле, никакогозначения не имеет. Более того, все правы, но каждый для своей колокольни. Ивопрос совершенно в другом — как нам найти общий язык с тем, кто смотрит наэтот мир с другой колокольни?
Каждый человек от скудости ума старается воспитать другогопо собственному подобию.
Иоганн Вольфганг Гете
Мы возвращаемся к нашему ребенку — у него своя колокольня,причем, у него их даже несколько. И они такие разные, что их и друг с другом-тосравнивать сложно! А уж с нашей, родительской колокольней — и во всебессмысленно, сплошная профанация. Наша задача — понять, что это за «сознание»,с которым мы так страстно, так задушевно и зачастую так бессмысленно ведем свои«душещипательные беседы» и «нравоучительные дискуссии».
Примечание: «Поговорим о главном!»
Сразу должен предупредить всех нас от поспешных решений ивыводов. С одной стороны, нам кажется, что различия в «мышлении» не могут бытьуж слишком значительными. Ну подумаешь, «немного» не понимает ребенок, главное— чтобы суть рубил! А он рубит! Так мы себе это представляем, выдавая желаемоеза действительное, и тоже рубим. С другой стороны, даже осознавая тот факт, чтомышление, сознание ребенка устроено иначе, не так, как наше, нам самим оченьтрудно под это дело подстроиться, смириться с этим, если хотите. И мы все равнопытаемся, чтобы он нас понял, тогда как, по большому счету, надо, чтобы онпонял не нас, а то, что ему нужно понять в данный конкретный момент. Поверьте,это далеко не одно и то же!
Э-э… Вы еще не сделали никаких поспешных выводов?
Загвоздка в том, что мы вряд ли заметим, что он нас, насамом деле, не понимает. Поверьте, мы постоянно будем находиться в иллюзии, чтоон понимает нас прекрасно. В этом, собственно, главная коллизия. И это общееправило, которое даже с детьми никак не связано: мы рисуем себе своегособеседника по своему образу и подобию, живем по принципу — «думай с нами,думай как мы, думай лучше нас». Мы уверены, что так оно и есть. К тому же, мыеще все так «понятно» и «доступно» ему объясняем, а он ведь и соглашается снами!
Привычки отцов, и дурные и хорошие, превращаются в порокидетей.
Демокрит
Конечно, он понял нас правильно! Ага… Только потом он вдругделает то, что идет вразрез со всем тем, что мы раньше о нем и обо всем вообщедумали. Почему? Потому что нам только казалось, что нас правильно понимают»потому что мы рисовали себе своего собеседника по своему образу и подобию. А он— другой.
Но оставим теорию. Поясню ситуацию на конкретном примере.Итак, нам кажется, что ребенок все понимает — он качает головой (часто впопад),говорит правильные слова, более-менее связно отвечает на уточняющие вопросы.Создается абсолютная иллюзия, что он «в материале». Проблема в том, что иребенку кажется, что он все понимает, ну или почти все. Он не понимает, что онпонимает неправильно. Но как, скажите на милость, такое можно заметить? И незамечает этого ни ребенок, который понимает все как-то по-своему, ни взрослый, которомукажется, что он рассказывал очень понятно, доступно и доходчиво. Толькоправильно заданные вопросы помогут взрослому понять, насколько он ошибается,полагая, что ребенок «все понимает правильно», даже если речь идет о совершенноэлементарных, на первый взгляд, вещах.
Знаменитый исследователь детской психики французский ученыйАнри Валлон приводит такой пример разговора с ребенком.
Психолог: А зачем они копают могилы?
Ребенок: Чтобы класть мертвых.
Психолог: Откуда видно, что человек умер?
Ребенок: Потому что он лежит на смертном одре.
Психолог: Откуда люди знают, кого класть на смертный одр?
Ребенок: Потому что он умер. Психолог: Из чего видно, что онумер?
Ребенок: Потому что его закапывают.
