Гнев и внезапное, безрассудное чувство, что его предали,пробудили в Тезерени самое худшее. Он едва не призвал мысленно силу, о которойШарисса не знала, силу, которая позволила бы нанести вслепую удар — достаточномощный, чтобы погасить в себе эту горечь.
— Слишком многое происходит именно сейчас, — продолжалаШарисса, не догадываясь о мыслях, которые роились в его мозгу. — Если ТемныйКонь остается среди нас, следует сделать так, чтобы к нему привыкли и другие.Многие сторонники Силести поговаривают, что мой отец воспользуется им, чтобыположить конец триумвирату. Они думают, что он собирается управлять ими изСирвэк Дрэгота, как какой-нибудь деспот, можешь себе представить!
— Твой отец? — Гнев Геррода утих. Как мог кто бы ни было иззнавших Дру Зери полагать, что волшебник когда-либо возжелает управлятьвраадами? Дру Зери был почти таким же отшельником, как и сам Геррод. Онсогласился войти в триумвират лишь для того, чтобы Силести и Баракас неуничтожили друг друга — а при этом заодно и остальных враадов.
— Это было бы настолько плохо? — громовым голосом спросилдемонический скакун. — Мой друг Дру — замечательное существо! Он делал бывашему народу только хорошее!
— Достаточно трудно добиться, чтобы они мирно жили друг сдругом, не говоря уже о том, чтобы они подчинялись командам другого враада.Многие восхищаются великим магом Дру Зери, но, с точки зрения большинства,триумвират дает уверенность, что воля одного-единственного враада не сможетстать законом. Мы очень подозрительны и разобщены.
Темный Конь снова покачал головой — привычное движение,означавшее, как догадался Геррод, что тот озадачен.
— Я попробую объяснить позже, — сказала Шарисса. Онапримиряюще улыбнулась чародею. — Я обязательно вернусь… а ты мог бы время отвремени меня навещать.
— Может быть, — все, что тот смог ответить. Оба они знали,что он никогда добровольно не вернется в город. Это бы вынуждало к общению скланом, а возможно — и с отцом.
Шарисса, вздохнув, шагнула к своему спутнику. Темный Коньподогнул ноги таким образом, что обычный конь от этого сделался бы калекой, иприсел, чтобы она могла на него забраться. Геррод снова увидел, как по спинесущества как бы прошла волна и она просела под наездницей.
— Это не займет много времени, — добавила волшебница, пробуяутешить Геррода. — Отец делает вес, что может. И во всем этом ему нужна мояпомощь.
Тезерени промолчал, зная, что любое слово, сказанное имсейчас, может лишь омрачить их дружбу. И привести ее к решению никогда сюда невозвращаться. Тогда он оказался бы полностью отрезанным от своего народа.
— До свидания, Геррод. — Ее улыбка была нескольконеуверенной — возможно, потому, что она не могла видеть выражения его лица иоттого не знала, рассержен ли он или просто обижен. Шарисса знала, с какимнетерпением он ждал ее посещений. Чародей полагал, что и она также ждала их. Асейчас он уже не был в этом уверен.
— Береги себя, — пробормотал Тезерени. — Никогда не доверяйспящему дрейку. Не забудешь об этом?
— Ей нечего бояться, если я рядом! — проревел Темный Конь. Ирассмеялся.
— Как скажешь.
Темный скакун развернулся в сторону города, встал на дыбы иисчез прежде, чем Геррод успел поднять руку для прощального жеста. Шариссанедолго махала ему в ответ, но молниеносная скорость, с которой удивительноесущество мчалось, вынудило ее вскоре вместо этого крепко ухватиться за гривуконя. Почти моментально их фигуры превратились лишь в точки на горизонте.Геррод задавал себе вопрос, почему она проделала весь этот путь к нему лишь длятого, чтобы сообщить ему, что не сможет задержаться здесь на какое-то время. Нотеперь он видел, что для Темного Коня расстояние между городом и его жилищембыло лишь короткой прогулкой. То, что сюда они добирались гораздо медленнее,было сделано намеренно: мчащегося Темного Коня он мог принять за какую-тострашную угрозу.
«Так сведущ в одном, однако так наивен в другом». Оннадеялся, что Шарисса была права относительно его отца. Баракас едва липринадлежал к тем, кто станет сидеть спокойно, когда такая вероятная угроза,как черный скакун, свободно разгуливает среди враадов.
Зная, что теперь он в безопасности, Геррод откинул капюшон,закрывавший его голову, и снял со своего лица лоск, наведенный заклинанием.Хорошо, что поведение Шариссы было до известной степени предсказуемо. Онаобладала умением и магической силой, чтобы телепортировать себя из города в этоместо, но она не пользовалась этой способностью. Именно ее осторожность припользовании заклинаниями и позволяла ему хранить в тайне от нее свои секреты.Пока Шарисса давала ему на это время, он мог скрывать, во что он превращался ичто он обнаружил.
Она была бы потрясена, если бы увидела его открытое лицо.Даже его уже бывшие родители, наверное, слегка посочувствовали бы его несчастью— тем более что скоро их постигнет то же… как и всех остальных враадов.
Его волосы седели, а на лице возникли линии, которые моглосоздать лишь время. Другие враады никогда не задумывались о том, насколько впродлении своей жизни они обязаны колдовству, но он заплатил за это знаниевысокую цену. Его собственные опыты, которые еще больше истощили его жизненнуюсилу, превратили его в существо, выглядевшее еще старше, чем Дру Зери илиБаракас. Судя по виду, он мог бы быть собственным дедом, подумал чародей, кривоусмехнувшись.
Шарисса пришла бы к нему на помощь, но он не хотел пользоватьсясе колдовством. Он не сдастся этому миру, не превратится в одно из егосозданий. Геррод был уверен, что враадов ждет или смерть от старости, или —если они полностью покорятся этой их новой родине — судьба еще худшая. Друсказал ему, что у искателей и подобных им существ некогда были те же предки,что и у враадов. Опыты, проделанные основателями, изменили их, превратив вмонстров. Покориться такой судьбе он желал не больше, чем позволить своему телуодряхлеть. Он спасется — так или иначе.
«Любой ценой», — напомнил он себе, глядя на пустой горизонт,за которым исчезли Шарисса и Темный Конь.
— Для чего это нужно? — хотел знать Рейк. Он устал, а когдаРейк уставал, он делался невероятно раздражительным. Остальные эльфыпомалкивали, наблюдая за спором между ним и Фононом. Еще один крошечный удар поавторитету их предводителя, который уже несколько раз подвергался сомнениюиз-за настойчивости Фонона, требующего исследовать каждую яму в земле, какой быкрохотной она ни была.
