бывает! Это не мои карточки были!
Со стоном сползаю по стене, закрываю лицо руками. Выжившей из ума старухе бесполезно что-то рассказывать.
– Ну что ты так переживаешь? Пойди и объясни все как есть. Человек же должен понять, что это для дела. И если все так, то искатели, конечно, могут вернуть их. Просто не сейчас. У них как раз экспедиция будет сегодня. А они, когда уходят, никто не знает, где они.
– Что?
– Я говорю, искатели тебе вернут все…
– Да нет, не это. Никто не знает, где они ходят?
– Ну да, это же экспедиция. Они по каким-то таким дорогам идут, где людей давным-давно не было.
– А им еще участники не нужны?
– Нужны, конечно. Но, Сереж, это ж опасное дело. Там люди потому и нужны, что они там гибнут.
– Это уже неважно, Вера. Расскажи, как их найти.
* * *
Если уж непруха началась, то так просто она не закончится. В экспедиции нас оказалось четверо вместе со мной. И один из остальных – тот мужик, у которого в отсеке я пережидал Самосбор. Видно, что не забыл меня. Идет позади, глаз не спускает. В руках лопатку крутит. Странно это. Лопатки эти, если кому вдруг по разнарядке выдают, никто не хранит. Все сразу в металлолом сдают за лишнюю пайку. Как инструмент она ни к чему не пригодна, а веса там как раз на тюбик концентрата.
Вообще, странностей тут и правда хватает. Уж на что я весь наш стояк облазил до пятидесятого этажа, а эти проходы впервые вижу. Проводник – не знаю, как его звать, тут никто не представился – сказал, что это техэтаж. И выглядит довольно странно. Вместо стен здесь переплетение толстенных труб и кабелей. Но в промежутках видно, что за ними пустота. И ни одной гермодвери. Чертовски неуютно.
Мы поворачиваем. До этого шли по дорожке, такому очень узкому коридору в арке между коммуникациями. А теперь мои спутники один за другим перелезают через трубу и уходят в темноту за ней. Словно уходят в стену. Мне это все больше не нравится.
– Че замер-то? Давай, двигай тушей. – Тот, что приглядывает за мной, тычет в спину лопаткой. – Не боись, уже недалеко осталось.
Очень странное ощущение. Света здесь почти нет, но его все-таки хватает, чтобы разобрать спины идущих впереди. Вокруг кабели, вентили, датчики и колонны. Мы словно идем в утробе дома. И она очень активно живет. Урчит, стонет, гудит. Такое ощущение, что этот техэтаж расходится во все стороны гораздо дальше границ нашего блока.
Вдруг провожатые остановились. И я слышу самый приятный звук. Скрежет гермозатвора. Только теперь я понимаю, как до сих пор был напряжен. Оставаться на открытом пространстве, где в случае прихода Самосбора негде укрыться, чертовски страшно. Свет ослепляет меня.
Меня впихивают в дверной проем. Я ничего не вижу, спотыкаюсь и падаю, руки сминают какие-то волокна. Слышу над собой смех. Мотаю головой, зрение постепенно возвращается. Вокруг зелень и воздух. Воздух пахнет… Нет, наверное самое важное как раз то, чем он не пахнет. В нем нет всех тех запахов, которые постоянно преследуют человека от рождения до смерти. Пота, пыли, сырости, гнили, вони из мусоропровода, резины из лифтовых шахт, гари и зловонного дыхания. Ничего этого нет. Голова начинает кружиться.
– Ну что, новичок, каково тебе здесь? – Не вижу, кто спрашивает, но не мой конвоир.
– Где я? Что это за место? – В голове всплывают рассказы Веры. Но я хочу услышать это странное слово от них, от тех, кто меня сюда привел. – Откуда тут столько света?
Поднимаю голову. Наверх, высоко наверх, уходят увитые зеленью стены. Ползучие растения цепляются за выщербленные бетонные плиты. Растения тянутся к свету, к пылающему, яркому и жаркому огненному шару.
– Это пролом. – А вот это уже голос моего надсмотрщика. – Видишь там, наверху, свет? Это два самосбора друг навстречу другу вышли.
Я тут же кидаюсь к гермодвери, стараясь прикрыть голову руками. Слышу за спиной веселый хохот.
– Ну вот что ты за человек, Волчара? – с укоризной говорит заросший бородой проводник. – Теперь-то хотя бы не издевался над парнем. Ты не слушай его. Там НИИ какое-то было. Никто уже не знает, что там исследовали. Но вот, лет уже полтора десятка как, у них что-то взорвалось. Заливать даже не пришлось, стены сами спеклись в единую массу, так что через плавленый бетон не пробиться. Тогда все так и оставили. Покореженные этажи восстановили, отсеки заселили. Слышал, может, «Теплые стены» это место называется?
Я киваю. Про Теплые стены слышали все. Поначалу, когда там выдавали отсеки, все пытались прорваться на расширение вне очереди. Шутка ли, отопление без разнарядки. Зато потом все, кто мог, бежали из Теплых стен прочь. Стены со временем стали горячими, уже тогда жить в них стало невозможно, а после и вовсе раскаленными. Тогда жилой отсек превратили в рабочие места по зарядке теплоэлементов. Совершенно адская работа.
– Ну вот, – продолжил бородатый. – А потом я однажды этот вход нашел. И гляди ж, везде жизнь есть, везде приспособится. Так что сейчас урожай соберем, и можно еще декаду спокойно жить.
– Урожай? – спрашиваю почти автоматически. Никак не могу убрать с лица глупую улыбку, водя рукой по упругим зеленым росткам.
– Ну да. Тебя ж твоя бабка, небось, тоже растением заманила? Они, считай, сокровище. Покажешь человеку цветок или травинку, расскажешь про крышу, и он тебе сам карточки отдает. Ищите, мол, голубки сизокрылые, для нас выход.
Ну да, этого следовало ожидать. Но как-то больно легко он мне это рассказывает. Да и взяли меня без лишних вопросов. Где же подвох?
– Ладно, кончай с ним лясы точить, не для того он здесь, – снова мой конвоир вступает. – На вот.
У моих ног в землю втыкается лопатка, которую он нес все это время.
– Давай, яму копай.
– Яму? Большую?
– Среднюю. Полметра вглубь, а длиной по твоему росту.
– Ты, и правда, извини, парень. Тут ведь, понимаешь, какое дело. Растениям не только свет нужен. Но еще и питательные вещества всякие. Органика. И ты это, разденься, что ли. Чего хорошие вещи портить, они еще пригодятся.
Нарисованное небо
Елена Астахова
1. Марте снится сон
Четыре часа. Желтоватые, засиженные тараканами лампы дребезжат и моргают, силясь осветить главный коридор. Через несколько часов генератор заработает в полную силу, светильники разгорятся как следует, тяжелые гермодвери откроются, и бледные жильцы отсека потянутся на работу.
Но сейчас время тишины, время грибов. Здесь они не полновластные хозяева, люди пока этого не допустили, но грибы повсюду – как и плесень – рождаются в щелях и вьются по стенам, подбираются к теплу потолочных светильников, разрастаются в причудливые группы, выглядывают из-за вентиляционных решеток, кивают шляпками на тонких, полупрозрачных ножках, общаются.
Женщина в сером комбинезоне, слишком уставшая,
