В ярости она заткнула ему уши и крикнула: «Иди к дьяволу!». Он выхватил меч и закричал на нее: «Я не потерплю такого безобразия. Я бы не вынес этого из рук твоего отца». Он в гневе бросился из комнаты, и все придворные ожидали, что его засадят в Тауэр (1598).118 Елизавета ничего не предприняла. Напротив — или это было сделано, чтобы избавиться от него? — через несколько месяцев она назначила его лордом-наместником в Ирландии.
Бэкон предостерегал его от неблагодарной задачи противостоять вере силой, но Эссексу нужна была армия. 27 марта 1599 года он отправился в Дублин под одобрительные возгласы населения, недовольство друзей и удовлетворение врагов. Шесть месяцев спустя, провалив свою миссию, он поспешил вернуться в Англию без разрешения королевы, без предупреждения ворвался в ее гардеробную и попытался объяснить свои действия в Ирландии. Она выслушала его с терпеливым гневом и приказала передать его под опеку лорда-хранителя в Йорк-Хаус до тех пор, пока не будут рассмотрены выдвинутые против него обвинения.
Жители Лондона роптали, ведь они не знали о его поражениях и помнили о его победах. Тайный совет распорядился провести полуобщественный суд и поручил Бэкону — как члену Ученого совета и как адвокату, обязавшемуся защищать королеву, — подготовить изложение обвинений. Он попросил отпустить его; они настаивали; он согласился. Обвинение, которое он сформулировал, было умеренным; Эссекс признал его истинность и смиренно подчинился. Его отстранили от должности и велели оставаться в собственном доме, пока королева не соизволит освободить его (5 июня 1600 года). Бэкон выступил в его защиту, и 26 августа Эссекс был возвращен на свободу.
Теперь в своем собственном доме Эссекс продолжал искать власть. Одним из его приближенных был покровитель Шекспира Генри Вриотсли, граф Саутгемптон; его Эссекс отправил в Ирландию, чтобы предложить Маунтджою, который теперь был там лордом-наместником, вернуться в Англию с английской армией и помочь Эссексу взять власть в свои руки. Маунтджой отказался. В начале 1601 года Эссекс написал Якову VI Шотландскому, прося его о помощи и обещая поддержать его как преемника Елизаветы; Яков прислал ему ободряющее письмо. По взбудораженной столице поползли дикие слухи: Роберт Сесил планировал сделать испанскую инфанту королевой Англии; Эссекса хотели заточить в Тауэр; Рэли поклялся убить его. Возможно, чтобы заставить Эссекса показать свою руку, младший Сесил уговорил королеву отправить Эссексу послание, требующее его присутствия на Совете. Друзья предупредили его, что это уловка, чтобы схватить его. Один из друзей, сэр Гилли Меррик, заплатил труппе камергера за постановку в тот вечер в Саутварке шекспировского «Ричарда II», показывающего справедливо низложенного государя.119
На следующее утро (7 февраля 1601 года) около трехсот сторонников Эссекса, пылких и вооруженных, собрались во дворе его дома. Когда лорд-хранитель и три других высокопоставленных лица пришли спросить о причине этого незаконного собрания, толпа заперла их и потащила нерешительного графа за собой в Лондон и к революции. Он надеялся, что народ поднимется на его защиту, но проповедники велели им оставаться дома, и они послушались. Правительственные войска были начеку и разгромили мятежников. Эссекс был схвачен и заключен в Тауэр.
Его быстро привлекли к суду по обвинению в государственной измене. Совет попросил Бэкона помочь Коку в подготовке аргументов в пользу правительства. Отказ Бэкона погубил бы его политическую карьеру, а согласие — посмертную репутацию. Когда Кок замялся с изложением обвинения, Бэкон поднялся и изложил суть дела с убедительной, осуждающей ясностью. Эссекс признал свою вину и назвал имена сообщников.120 Пятеро из них были арестованы и обезглавлены. Саутгемптон был приговорен к пожизненному заключению; позже Яков I освободил его. Легенда гласила, что Эссекс послал королеве кольцо, когда-то подаренное ему ею, с обещанием прийти на помощь, если он вернет его в трудную минуту. Если кольцо и было отправлено, то до нее оно не дошло.121 25 февраля 1601 года, в возрасте тридцати пяти лет, Эссекс галантно отправился навстречу судьбе, которая стала печатью его характера. Рэли, его враг, плакал при этом ударе. В течение года в Тауэре выставляли отрубленную и разлагающуюся голову.
XI. ВОЛШЕБСТВО ИСЧЕЗАЕТ: 1601–3
Вид этой головы или осознание того, что она смотрит на нее днем и ночью, должно быть, разделяли мрачное настроение последних лет жизни Элизабет. Она часами сидела в одиночестве в тихой, задумчивой меланхолии. Она поддерживала развлечения своего двора и временами делала смелый вид, что веселится, но здоровье ее пошатнулось, а сердце умерло. Англия перестала любить ее; она чувствовала, что пережила себя и должна освободить место для более молодых королевских особ. Последний из ее парламентов восстал энергичнее, чем все предыдущие, против ее посягательств на свободу парламента, против ее преследований пуритан, против ее растущих требований к фондам, против ее подарков монополий на торговлю своим фаворитам. К всеобщему удивлению, королева уступила по последнему пункту и пообещала прекратить злоупотребления. Все члены Общин пришли поблагодарить ее и встали на колени, когда она произнесла свое последнее обращение к ним, свою тоскливую «Золотую речь» (20 ноября 1601 года):
Нет драгоценного камня, пусть даже такой богатой цены, который я предпочел бы… вашей любви. Ибо я ценю ее больше, чем любое сокровище… И хотя Бог вознес нас высоко, все же это я считаю славой моего венца, что я царствовал с вашей любовью…».122
Она велела им подняться, а затем продолжила:
Быть королем и носить корону — вещь более славная для тех, кто ее видит, чем приятная для тех, кто ее носит… Со своей стороны, если бы не совесть, чтобы исполнить долг, который Бог возложил на меня, и поддержать Его славу, и сохранить вас в безопасности, по своему собственному расположению я должен был бы охотно оставить место, которое занимаю, любому другому, и был бы рад освободиться от славы с трудами; ибо я не хочу жить или царствовать дольше, чем моя жизнь и правление будут на ваше благо. И хотя у вас было и может быть много более могущественных и мудрых принцев, восседающих на этом месте, но у вас никогда не было и не будет никого, кто любил бы вас лучше».123
Она откладывала вопрос о преемнике, как только могла,
