согласиться.
Все эти разговоры о том, какая я бедная и разнесчастная утомили даже меня. Стоит вспомнить о достоинстве, в конце концов.
Я приподнимаю подбородок. Азалия вскидывает бровь и пихает в бок Варона, шепнув:
— Смотри-ка…
— У меня нет желания видеться с супругом, — сдержанно улыбаюсь я. — Меня вполне устроит, если мы вообще больше никак не пересечемся.
— Ну это вряд ли, — Азалия смеется, — он обязательно прискачет, когда без последствий можно будет потискать свою булочку.
— В любом случае, — встаю, с громким скрипом отодвигая стул, — я оставлю вас. Я хочу спать. Да, проснулась час назад, но опять готова.
— Ой, я как вспомню, так вздрогну, — Азалия с пониманием кивает. — Ты хоть встаешь с кровати, а я не вставала.
— Зато мужья прохлаждаются, — фыркаю я.
— Бессовестные, — Варон насмешливо почесывает бороду.
Медленно разворачиваюсь и плетусь по дорожке к крыльцу. Я, правда, устала от завтрака, и в принципе готова лечь сейчас под кустиком, чтобы поспать. Едва могу моргать.
— Подожди, — меня окликает Азалия и торопливо семенит, подхватив подол туники.
Может, идея не вставать с кровати не такая уж и плохая?
Пусть меня еще и кормят с ложечки, а можно вообще подключить к внутривенному питанию, чтобы совсем не просыпаться.
— Держи, — Азалия вкладывает в мои ладони черный круглый и плоский камень. Гладкий, без единой царапинки или трещины, — амулет. Ерунда, но пусть будет. Под подушки кинь. Вдруг, что приятное приснится.
Камень теплый, будто нагретый на весеннем ласковом солнце.
— Хорошо, — сил спорить с новоиспеченной свекровью нет никаких. — Под подушку кину.
— И еще…
Она улыбается, закусив нижнюю губу, и кладет руку на мой плоский живот. Я устало вздыхаю, а затем на секунду сад исчезает, и я чувствую в животе крохотный кусочек тени.
Она вздрагивает, будто от прикосновения под мой удар сердца.
Если до этого я чувствовала лишь сонливость, голод и тупое недомогание, то теперь ощущаю в себе искорку темной силы, с которой я связана и телом, и душой.
Я реально беременна от Айрона. Я это теперь знаю не только на словах.
— Об имени уже думала? — ласковый голос Азалии вырывает меня в реальность, и на меня налетает сладкий прохладный ветерок. — Имена матери дарят.
— Я не понимаю, — медленно моргаю, — почему же он тогда такой… Мама жива, отец, конечно, — кошу взгляд на Варона, который за столом с аппетитом уплетает запеченные ребрышки, — со своими причудами, но… Что не так? — смотрю на Азалию. — В нем много жестокости. Откуда? Кто его обидел?
— Все тенерожденные придурочные, — Азалия пожимает плечами. — У мамочки под боком был пупсиком, а вылетел из гнезда… там уже один на один с Тенью остался. Он еще не так уж плох, милая. Крышей не совсем поехал, хотя силы в нем поболее, чем в отце. И только особенная женщина может утихомирить его, и таких Шепчущий из Бездны приводит к своим детям, чтобы они не сгинули.
Обхватывает мое лицо пухлыми ладонями, привстает на носочки и целует меня в лоб.
— И я вижу, — шепчет она и улыбается, — сыночек-то мой тебе тоже приглянулся. Ну, красавчик же он у меня вышел.
— Я пойду, — пячусь, сжимая в руке камень, который мягко и едва заметно вибрирует под моими вспотевшими пальцами. И я жутко смущена. — Мне пора.
— Мы еще тут побудем, — Азалия потягивается. — Перекусим и постращаем слуг, чтобы не расслаблялись, пока хозяина нет дома. Иди, — хитро подмигивает, — сны тебя заждались,
Глава 26. Не скучаю
Стены из толстой стали, на которой видны глубокие царапины. Поднимаю взгляд. На потолке тоже есть следы от когтей.
Я сплю и, похоже, мне снится кошмар.
Кого-то заперли в стальной коробке на одной из орбитальных станций. Откуда я могу это знать?
Без понятия, но я в этом уверена, как и в том, что стены, потолок и пол тут как минимум в метр толщиной.
Слышу за спиной хриплый выдох, и у меня по коже бегут холодные мурашки. Медленно оглядываюсь.
В углу сидит полулежа изможденный Айрон. Волосы его запутались в тусклые колтуны, рога потеряли блеск, лицо заострилось, а под закрытыми глазами пролегли темные синяки. Дышит хрипло и тяжело. Вены и сосуды просвечиваются сквозь кожу черной паутиной.
— Айрон?
Спрашиваю я, но голоса своего не слышу.
Мой муженек допрыгался и кому-то удалось его пленить?
Это что же получается? Его посадили в тюрьму, а мне сидеть одной в его большом красивом особняке и ждать, когда он выберется из передряги?
Разлепляет веки, смотрит на меня исподлобья горящими изумрудными глазами, и я чувствую его дикий голод, который пульсирует во всем теле острой пронизывающей болью.
“Каталина…”
Низкий голос Айрона вибрирует у меня в голове.
“Женушка моя ненаглядная… Пришла проведать меня?”
По стенам от Айрона расползаются черные нити, и я медленно выдыхаю:
— Выглядишь не ахти.
От его усмешки у меня желудок схватывает спазмом.
Он не в плену и не в тюрьме.
Он сам себя запер в стальной коробке, прекрасно осознавая, что останется один на один с голодной тенью, которая желает поглотить меня.
Он должен ее подчинить, чтобы выжил его ребенок. Тень и его может сожрать, уничтожить, погрузить в безумие, а после растает, ведь без носителя она ничего не значит.
— А я думала, что ты по бабам побежал, — слежу взглядом за черной паутиной, которая доползает до потолка. — Снимать напряжение… Как настоящий козел…
“маленькая глупая рабыня…”
Ухмыляется и кидается ко мне сгустком черного дыма, который тьмой захватывает камеру.
Это сон.
И мне ничего не угрожает.
Тьма лишь вибрирует вокруг меня не в силах даже коснуться меня. Голодная, жадная и разъяренная.
— Так ты тут тоже, можно сказать, свою беременность проживаешь? — не могу сдержать в себе ехидство. — Свои гормональные скачки?
“Вот сучка…”
— Жена, — фыркаю я. — Забыл? Уже не сучка, а Леди Каталина.
Тьма вихрем закручивает вокруг меня, рычит, клокочет в безуспешных попытках прорваться ко мне, чтобы разодрать в клочки.
Затихает.
Черным-черно, и Айрона я почти не чувствую. Он растворяется в жажде и боли, и причина этого — я.
— Так не
