пойдет, — шепчу я.
Я должна его вернуть, а то буду матерью-одиночкой с сумасшедшими бабушкой и дедушкой.
Поднимаю руки во тьму и вспоминаю тепло и форму рогов Айрон. Изгибы, ребристость. Сжимаю пальцы.
Чувствую под ними Айрона.
— Вот ты где…
Представляю его волосы, и лицо, по которому пробегаю ладонями и спускаюсь к шее. В темноте вспыхивают два зеленых огонька его глаз.
— Будешь торчать тут три месяца? — шепотом спрашиваю я. — Удобно устроился, да? Взял и сбежал от жены…
Вспоминаю его губы.
На выдохе поднимаюсь на носочки, обвиваю мощную шею, путаясь в густых волосах, и целую чернильную тьму, которая стискивает меня в удушающих объятиях и шумно выдыхает.
Мои фантазии и воспоминания об Айроне почти реальны, и они вытягивают его из голода физическим возбуждением.
— А ты соскучилась? — выдыхает в губы.
Не дожидается ответа, и с рыком въедается в рот, зарываясь руками в мои волосы.
Сжимает пальцы, тянет волосы, запрокидыва голову, и проводит горячим влажным языком по шее, чтобы к ней жадно присосаться. Широко раскрывает рот, кусает, скользнув зубами по коже, а после вновь целует.
— Нет, — сдавленно шепчу я и резко отстраняюсь. — Совсем не скучаю.
А затем расплываюсь в ехидной улыбке, отталкиваю Айрона и крепко зажмуриваюсь:
— Я ухожу, Айрон. Ты мне надоел.
Распахиваю глаза и вижу над собой высокий потолок с изящной лепниной. Делаю медленный вдох, и кажется слышу разъяренный рык, что долетает до меня с далекой закрытой станции на орбите.
— Что ты там ворчишь? — потягиваюсь я и лезу за черным камнем под подушку. Задумчиво разглядываю его несколько минут под солнечными лучами и шепчу. — Если есть, что сказать, то будь добр сказать мне это в лицо.
Глава 27. Чуть-чуть скучаю
— Навестить мне тебя сегодня или нет? — смотрю на черный камень в ладони.
Развалилась в душистой ванне с пеной и разговариваю с Айроном, который, я уверена, если не слышит меня, но чувствует мое игривое настроение.
Иногда я заглядываю к нему во снах, дразню и убегаю в реальность, довольная тем, что в очередной раз довела его до разъяренного рева.
— А я тут жизнью наслаждаюсь, — подношу камень к губам и шепчу, — без тебя.
Наверное, я делаю я это зря, потому что мне потом прилетит за глупые шалости.
— Хотя… сегодня я, пожалуй, посплю без кошмаров, — выдыхаю, — а то ты меня утомляешь.
А после провожу кончиком языка по гладкой вибрирующей поверхности камня, прикрыв глаза.
Ночные кошмары меня не только радуют бессилием Айрона, но и заводят. Я просыпаюсь на мокрых простынях, со сбитым дыханием и учащенным сердцебиением.
И сейчас в теплой воде вспоминаю его руки, жадный рот, наглый язык и его твердый член под пальцами.
Я жажду его грубых ласк, рыка и глубоких толчков, что выбивают громкие стоны и крики.
Жарко.
Внизу живота тянет.
Прижимаю теплый камень к левой груди, веду им по кругу и со стоном спускаюсь под воду к животу.
— И нет, я не скучаю… — выдыхаю я.
Раздвигаю ноги и веду камень к лобку.
Живот напрягается, новый стон и я прижимаю на медленном выдохе камень к опухшему и ноющему лону.
Айрон брал меня каждый раз на всю длину, и под его неистовыми толчками я могла только верещать без возможности вырваться.
Близость с ним — ультимативная, грубая и бескомпромиссная. Подчинял и уничтожал всю меня болезненным удовольствием, в котором исчезал весь мир.
Вдавливаю камень в клитор, и его пронизывает легкая пульсация. Дергаю руку вниз, и с громким стоном запрокидываю голову и выгибаюсь в спине. Мышцы вдоль позвонка пронзает судорога, живот схватывают болезненные спазмы.
Плеск воды, вдавливаю камень в себя сильнее, и вновь проходит волна острого жара и сладкой конвульсии.
Открываю рот, но рядом нет Айрона, чтобы заткнуть его жестоким поцелуем на грани укуса. Не сдавит он мою грудь в удушающих объятиях и не заполнит горячей густой спермой, пульсируя и обжигая сбитым дыханием.
Рука слабеет, камень опускается на дно и я в изнеможении почти ухожу под воду:
— Надеюсь, тебе тоже понравилось…
Последние слова выплываю уже бульканьем и пузырями, и я немного прихожу в себя.
Нет, мне не стыдно.
Ну, может, чуточку, но я тут капельку все же скучаю.
Я уже не так много сплю, будто выхожу из затяжной болезни, которая решила меня отпустить.
— Сидишь там, да? — сажусь, шарюсь рукой по дну ванны и через несколько секунд поисков достаю камень. Сердито щурюсь. — Вот и сиди. Никто тебя тут не ждет.
Замолкаю, жую губы и вздыхаю:
— Ну, ладно… Чуть-чуть, может, и жду, — чувствую, как краснею. Фыркаю. — И о таком предупреждают, что после свадьбы придется одной торчать непонятно где без мужа.
Откладываю камень на бортик, встаю и продолжаю ворчать:
— И только через сны с тобой можно увидеться.
Переступаю бортик, опускаю ноги на мягкий коврик и срываю с крючка халат:
— И тут везде слуги. Следят за каждым шагом…
Накидываю халат на плечи.
Стоит ли пожаловать Айрону на слуг, которые на днях меня поймали при попытке побега? Я даже не успела выбежать с территории особняка, так они толпой за мной кинулись, охая и ахая.
— Да, я хотела сбежать, — затягиваю пояс на халате и наматываю полотенце на голову. — А что? Ну, вдруг бы получилось? И что бы ты сделал, а? Ты же сидишь в своей тюрьме. Сам бы и был виноват. Оставил беременную жену одну, то будь готов, что она под гормонами сбежит.
Хватаю камень и с угрозой щурюсь на него:
— Я еще раз попробую.
Выхожу из ванной комнаты в спальню, потягиваюсь и плыву на балкон, на котором мне накрыли завтрак.
— Я тут ем за десятерых солдат, — сажусь круглый столик на витиеватых ножках и смотрю на сад, в котором возится худой и мрачный мужчина. Сосредоточенно обрезает кусты. — И, кажется, я пополнела.
Откладываю камень к вазе с фруктами и ощупываю бока через халат:
— Ну, точно разжирела, — возмущенно смотрю на камень. — А ты там, деловой, на диете, да, а меня тут как на убой кормят. Ты будешь тощим козлом, а я жирной коровой.
— Сладкая парочка, — шею касается горячий и влажный выдох. —
