Книга Немного о потерянном времени - Дора Шабанн

Сопровождающая бригада скорой помощи проконтролировала, как меня дома утроили со всеми удобствами, оставили лекарства и назначения и свалили в закат.

Я слегка задолбался да и перенервничал, конечно.

Поэтому валялся в комнате своей тихо, впитывал атмосферу и дух дома, ну и в себя пытался худо-бедно прийти.

А ближе к полуночи у меня образовался неожиданный гость.

Судя по расширившимся глазам и разинутом рту, дома родители про меня говорили что-то явно другое.

Никита уселся на стул у моей постели. Сначала молча разглядывал меня. И только когда я прикрыл глаза, ибо действие обезбола потихоньку заканчивалось, а пугать братишку жуткой перекошенной мордой я не хотел, заговорил:

— Ты, бл*, теперь всегда так будешь? Ну, лежать типа?

— Надеюсь, что скоро попустит немного, — ответил честно и глаза прикрыл.

Как иначе скрыть восторг от активного словаря мелкого, я не знал.

— Мама много плачет и ругает безголовых мужиков. Не понял, сука, кого, но она плохо спит и всегда грустная.

Еще бы. Тут и так у них штормит, да еще и я со своими фортелями:

— Поверь, мелкий, я не хотел.

— Чего?

— Расстраивать ее не хотел.

— Ну, я тоже не хочу, бл*, но всегда расстраиваю, — о, как. Неожиданно. Может, все на так плохо, как родители думают?

Словарный запас — дело поправимое. Но, если вспомнить мои первые годы с мамой, надо признать:

— Сразу видно — родственные души мы с тобой. Хотим как лучше, а получается через жопу…

— Родственники? Мы же с тобой не…

— Нам, Никитос, с тобой дико повезло: нас с тобой мама нашла. А это значит, что раз родители общие, то и мы с тобой теперь друг другу братья.

Хмурится, губу прикусил, затылок чешет:

— В школе типа чё-то не то втирали…

— Ты их там слушай больше, в смысле, погоди. Конечно, в школе дело, в основном, говорят, но верь ты бате с матерью. Я их знаю подольше и скажу тебе, что вот они, правда, отвечают за слова. А тебе вообще сказочно повезло…

— С хера ли? — настороженно вскинулся братишка.

— Ну, нас с тобой обоих маме аист принес, да, но ты хотя бы твердо знаешь, кто тебя родил. Поэтому тебе определенно повезло, в будущем для самосознания, говорят полезно.

— Фигли повезло, если она умерла сразу?

— В том, что умерла — хорошего ничего, но ты точно можешь не переживать и не ждать, что внезапно откроется дверь, и оттуда выплывет какой-нибудь ужас с криком: «Сыночка!». Так что ты подумай, как нам с тобой все же по жизни фартануло, маленький брат.

— Ок.

И он тихо растворился в ночи.

Фига-се, ниндзя, с лексиконом сапожника-моряка-в-отставке!

Кстати, про отставку тоже надо подумать будет.

Отец, что нарисовался у меня часа через пол после визита Никитоса, хитро улыбнулся и выдал мне кружку какао:

— Как встанешь, научи мелкого.

— Чему? Как быть идиотом?

— Не гони волну, Рус. Мы с Марго в восторге от твоей сознательности и гражданской позиции настолько же, насколько в ярости оттого, что ты до сих пор позволяешь эмоциям тобой управлять. Но это дело второе. Объясни Никите смысл вашего ритуального распития какао. Ему должно зайти. Плюс дополнительный крючочек, что его с тобой свяжет. А там, глядишь, и мы подтянемся.

— Тяжко, да?

— Ну, не сахар, но свет в конце тоннеля виден. Если это, конечно, не встречный поезд, которым нас снесет.

— Я попробую с ним договориться.

— Ты бы с собой договорился уж, сына. Сколько можно всем нервы на бобинки наматывать? — мама возникла у изголовья внезапно. Поправила одеяло, потрогала лоб, погладила по волосам. — Такой ты у меня уже взрослый, но местами бывает — только обнять и плакать.

Потерся щекой об мамину руку. Вдохнул запах черной орхидеи — и как теплой волной из детства накрыло. Мама так стала пахнуть, когда папа Влад у нас появился. Это до сих пор кажется ароматом счастья. Кстати, да:

— Родители, а как у вас там, на кафедре-то дела? А то мне все не до грибов было…

— Ох, милый. Все нормально у нас. Ты, главное, поправляйся, а там мы со всем разберемся…

Батя при этом так выразительно в мамину сторону посмотрел, что даже я — бревно-бревном в намеках, понял: есть что-то там такое… неприятное.

Лады, разберемся, раз уж я дома, наконец-то.

А утром, вместе с визитом Гохи, взволнованной и с зареванными глазами, ко мне ввалился бро. На этом тихая часть моей реабилитации и закончилась, так как первое, что выдал Марк, было:

— Тут тебя через всех друзей-одноклассников Лада ищет. Настойчиво. Желает пообщаться лично. И никакие уговоры, и аргументы, что тебе несколько не до нее сейчас, не действуют.

Восточные глазки Гаухар, сидящей рядом со мной и перебирающей мою слегка отросшую шевелюру, распахнулись в немом изумлении.

Бл*.

Глава 23

Лада

Утром, на третий день после посещения Петербурга, я проснулась сама. Раньше Лизы. Впервые за последний год.

Это так удивительно, когда открываешь глаза, а у тебя есть силы встать. И даже дождь за окном не портит настроение.

Лизочка сейчас очень метеозависима, поэтому день ожидается такой… не из лучших. Но почему-то в дрожь меня от мыслей этих не бросает.

— Неужели и правда, действуют таблетки? — пробормотала вполголоса. — Тогда низкий поклон Марии Сергеевне и доктору.

Да, я иногда говорю вслух сама с собой, не только с Лизой. Так что, может, надо было о посещении психиатра раньше задуматься? Но все эти установки детства: к такому врачу идут только шизики, или «с белочкой», или буйно помешанные. И не дай бог, кто узнает, что ты туда… это же позор-позор!

Боже, мне уже тридцать три, а я вот только узнала, что психиатр, это не ужас-ужас, а вполне себе выход для находящейся на последнем издыхании матери не самого здорового ребенка.

Сейчас, пока дочка потягивается в постели спросонок, надо успеть написать отчет о самочувствии. Через неделю, если так и будет продолжаться, можно и фото приложить будет. Черные круги под глазами уже не очень заметно и морщин как будто меньше? Кажется, и цвет лица изменился. Не скажу, что оно стало более св е жее, но вроде менее пожеванное и серое.

То есть, я начинаю напоминать человека, а не зомби из фильмов про постапокалипсис.

Красота!

А вот когда мы с дочерью позавтракали и стали собираться на прогулку, началось.

Телефон зазвонил на редкость неудачно: валялся в коляске, куда я как раз укладывала Лизу. Заорал он внезапно, дочь испугалась и в крик. Что же, вот и первое серьезное испытание моей стабильности.

Я вчера писала матери, что мне нужно с ней поговорить. Видимо, она успела прибыть на работу, выпить чаю с коллегами, пожаловаться на неблагодарную дочь, которая не шлет денег уже больше года… и готова выразить все свои претензии мне.

Ничего в этой жизни не дается даром, Лада.

Помни про операцию для Лизы!

— Опять у тебя проблемы? А я говорила, что слушать надо мать и мужа! — начало вполне в духе родительницы. Да.

— Здравствуй, мама. Спасибо, что позвонила. Есть очень важный вопрос, который я хочу с тобой обсудить.

— Фу-ты, ну-ты, это что еще за тон, а?

— Мама, ставлю тебя в известность, что я продаю свою долю в бабушкиной квартире. Вика, как второй собственник жилплощади, имеет приоритетное право на приобретение моей доли. Вы готовы ее выкупить?

— Чего?

— Мама, я продаю свою часть квартиры, в которой сейчас, насколько мне известно, живет Вика со своим мужчиной.

— Какой он тебе мужчина? Это Викин муж!

— Они не регистрировали брак, поэтому он не муж, а сожитель. Я повторяю свой вопрос, мама.

Как мне осточертели эти вечные пьяные оргии в бабушкиной квартире, но Викуля же молодая, ей нужно успеть повеселиться перед тем, как заводить семью.

Неясно, почему мне обязательно было непременно сразу замуж за первого встречного, хоть и на двадцать лет старше. Тогда мать была непреклонна: иди быстро, а то падет позорище на нашу семью… Конечно, Вика, которую знают во всех пивнушках родного городка, никакого урона семейной чести не наносит.

Чем я думала раньше, когда велась на весь этот бред? Где, блин, было мое критическое мышление? Идиотка.

Выкатывала коляску из подъезда под пронзительное:

— Глупости городишь! Ты у нас теперь замужняя фифа и в столицах проживаешь, о какой твоей доле