гостей. И ничего бы мы не записали.
— А тут как запишешь? Я не могу больше! Скоро совсем изжарюсь!
Диалог происходит между моей коллегой З. В. Эвальд и мною. Мы находимся в избе, битком набитой народом, который частью сидит за празднично убранным столом, частью толпится в дверях, частью суетится и мечется между столом и сенями, принося все новые кушанья, подавая, угощая, наливая стаканы и т. п. В избе празднуется свадьба.
Нас пригласили на нее, как добрых людей, которые хотя и приехали сюда, в деревню Верхний Березник, на работу — записывать песни, но в то же время могут сойти и за почетных гостей, прибывших «из самого Ленинграда!». Нам, конечно, очень хотелось увидеть своими глазами подлинный обряд ныне уже очень редкой традиционной свадьбы. Но было бы совершенно неприлично, сидя за столом, записывать все, что относилось к этому обрядовому торжеству. Поэтому мы хотя и вмешались было сначала в общую толпу приглашенных, но быстро учли ситуацию. И, пользуясь тем, что в головах хозяев и гостей уже начал подниматься легкий туман от первых стаканов самодельной «бражки», мы незаметно взобрались… на огромную русскую печку. Отсюда все было прекрасно видно и слышно, и никто не мог уличить нас в каких-то подозрительных записях и заметках. Но ведь свадьба-то была богатая, пирогов напекли десятки, а пекли-то их в этой самой печке, и печка-то эта еще далеко не успела остыть… Конечно, Зинаида Викторовна несколько предвосхитила события — жареным мясом с печки еще не пахло, — но все-таки нам приходилось лихо.
Красны девки разыгрались,
Молодушки расплясались.
(Иванов Е. П. Русский народный лубок.
М.—Л., 1937, с. 79, л. 12).
А что поделаешь? Свадебные диалоги, споры, приговоры, песни, услышать надо было? Надо! Записать их — надо? Надо! Ну, и сиди, и поджаривайся. На то ты и фольклорист.
И мы сидим. Мы присутствуем сейчас при самом веселом и торжественном моменте свадьбы, когда уже кончилась неделя обрядовых причитаний, традиционных прощаний невесты с подругами, лирических песен просватанья и девичника. Всего этого у данной невесты не было — так только прежде бывало, — а наши молодожены от сговора прямо перешли к записи в сельсовете и свадебному пиру. И вот теперь — только радостные восхваления, поздравления, счастливые пожелания и величальные песни.
Заключению брака в старой деревне, как известно, предшествовало множество разнообразных традиционных церемоний, ритуальных действий и т. п., составлявших продолжительный и сложный процесс. От знакомства девушки с парнем до дня свадьбы проходило порою немало времени, в течение которого выяснялись и закреплялись взаимные симпатии. Но намеки подруг и товарищей на будущее семейное счастье молодой пары нередко начинались задолго до официального сватовства, уже во время вечериночных игр, на которые деревенская молодежь сходилась осенними и зимними вечерами. Там пелись величальные «припевки» — предвестницы будущих свадебных величаний, соединявшие в своих текстах два имени и подчеркивавшие взаимные нежные отношения называемых лиц. Конечно, «припевки» далеко не всегда вели к свадьбе, фактически это была только игра в сближение, забава, — но с них, можно считать, потенциально начиналась первая стадия величального предсвадебного фольклора.
«Припевки», коротенькие песенки на любовную и свадебную тематику, имели множество мелких сюжетных мотивов и были широко известны в старой деревне. Они бывали обращены и к девушке, и к парню, и к обоим вместе. Их задачей было — в максимально привлекательных образах расхвалить и повеличать молодую пару:
Еще девица садочком шла,
Да раскрасавица зелененьким.
На ней платьице алёшенько,
Да у ей брови чернёшеньки.
Да во правой руке розовый цветок,
Да во левой руке немецкий веерок.
Девка веером помахивает,
Да на ей молодец поглядывает:
«Да уж ты лестна, прелестна моя,
Да красота неоцененная твоя!
Да уж я сколько бесед испрошел,
Да тебя лучше и краше не нашел!»
В свою очередь восхвалялся и «жених»:
Все вечор сокол, да все вечор ясён
Сыры боры, сыры боры, темны лесы облетал,
Как Егорушка да Иванович
Свои кудри, свои кудри, свои кудри расчесал,
Два словечка, три словечка, весь десяточек сказал:
«Ты, Татьянушка, ты, Васильевна,
Взглянь-ка, радость, взглянь-ка, радость, погляди-ка
на меня —
Сколь я хорош, сколь я пригож —
Наливная ягода, наливна, сах*рная,
Говорить гораздная!»
В величальных игровых припевках молодая пара сопоставляется с солнцем и месяцем, звездою и зарею, с нарядной парой царственных птиц — павлинов, с лебедем и лебедкой, с цветком и ягодкой и т. п. Молодец дарил девушке плис, бархат, зеркала, богатое платье, ленты, лакомства; девушка отдаривала его своим венком. Оба, по словам припевки, сияли красотой («у голубя — золотая голова, у голубушки его — бриллиантов вороток»). Нарядные полушуточные игровые величания подводили к торжественным величальным песням свадебного обряда.
Величания свадебные были особенно красивые, словно облитые золотом, украшенные жемчугами и яхонтами, сверкавшими из их строк. И здесь символами счастливого соединения служили образы охоты, рыбной ловли, совместной еды и питья, совместной пляски и т. п. По синему морю на богато украшенном корабле плыл молодец; он случайно ронял в воду свой золотой перстень, слуги по его приказу закидывали в море шелковые сети и выуживали трех драгоценных окуней: «еще первый был окунь — золотой хвосток, а второй окунёк — изумрудный бочок, а последний окунёк — алмазный глазок»; с этими окунями-подарками жених отправлялся к невесте; невеста сравнивалась с гуляющей в саду павой, белой лебедью, рыбкой, алой калиной, цветущей веткой винограда; песня расхваливала ее красоту, ум, богатство, жемчуг и золото в ее кудрях. Жених сопоставлялся с лучистым месяцем, звездами, яркими цветами; родился он под звон колоколов; он умен, наряден, красив; особенно красивы и причудливы его кудри:
Кудри русы завивалися,
Жемчугом кудри пересыпалися,
Серебром кудри увивалися.
Завила кудри сестра родная,
Под окошечком она сидючи,
На светел месяц глядючи,
На часты звезды взираючи,
Со воды узор сонимаючи…
Ни один поэт-профессионал не создавал такого образа — кудрей, извивы которых были бы сходны с извивами речных струй, бегущих ночью под блеском звезд и месяца. Но песня шла и дальше: жених приезжал к невесте нарядный, разукрашенный, сияющий лучами, как молодой месяц, цветущий, как черемуха весной. Жених — охотник, воин, победитель; при его появлении на лугу расцветают цветы и травы, вещие
