аллею, где с неба лениво падали еще несколько снежинок.
— Вот, — сказал Фрэнки, я повернулся и увидел, что он держит тарелку с двумя ломтиками тостов и пластиковую спортивную бутылку с водой.
— Почему я спускаюсь туда?—
— Потому что ты тот идиот, который ее похитил, — категорически ответил он. — А ты знаешь, что папа всегда говорил о том, чтобы привозить бездомных домой. Если ты хочешь сохранить его, ты должен его кормить. И убирать за ним. Так что тебе, наверное, также стоит проверить ее ведро.
Я закатил глаза и взял у него еду и воду, прежде чем выйти в холл.
Открыл подвал и широко распахнул дверь, поток холодного воздуха окутал меня еще до того, как я спустился туда.
Я включил свет и пошел вниз по лестнице небрежным шагом, мои ноги тяжело стучали по деревянным ступеням, а холод обволакивал меня, заставляя руки покрываться мурашками.
Я замер у подножия лестницы и заметил ее, сгорбившуюся в углу рядом с винным стеллажом, к которому я приковал ее цепью, ее руки обхватили ноги, а дрожь сотрясала ее тело. Ее широко распахнутые глаза упали на меня, и ее челюсть сжалась, когда она заставила себя поднять подбородок в вызывающем жесте.
Здесь было чертовски холодно. Например, если взять свои яйца и окунуть их в сухой лед, пока не послышится, как они лопнут.
Блядь.
Я двинулся к нашей маленькой пленнице небрежным шагом, и она с трудом сдерживала стук зубов. Ее губы были синими, и она выглядела на грани переохлаждения. Подвал явно был ужасной чертовой идеей. Не то, чтобы я признался ей в этом.
— Доброе утро, принцесса, — сказала я небрежно, как будто мы только что столкнулись на позднем завтраке в каком-то шикарном городском ресторане.
Ненависть в ее глазах ожесточилась, но она не соизволила ответить. Или, может быть, она не могла перестать стучать зубами, чтобы сказать хоть слово.
— Я принес завтрак, — сказал я, махнув ей тарелкой с тостами. — Если предположить, что ты еще не слишком сыта после ужина?
Ее хмурый взгляд стал еще серьезнее, и я взглянул на нетронутый собачий корм на полу.
— Идите на хуй, — прошипела она, изо всех сил борясь с дрожью. Честно говоря, я был весьма впечатлен тем, что она пережила эту ночь. Здесь было так же холодно, как в чертовой Антарктиде.
— Спасибо за предложение, Белла, но я скорее отрежу свой член, чем засуну его в Калабрези. Так ты будешь есть или что? — Я взял кусок тоста с тарелки и протянул перед ней, так чтобы она встала на коленях передо мной.
— Я н-могу прокормить себя, — прорычала она.
Я улыбнулся, как самый честный мудак, каким я и был, и поднял кусок тоста так, чтобы она не могла до него дотянуться, когда она попыталась отобрать его у меня.
— Нет, нет, — сказал я. — Ты моя маленькая собачка. И я буду кормить тебя, как хорошую маленькую собачку.
Я снова поднес ломтик тоста к ее полным губам, и ее сердитый взгляд был настолько ядовитым, что я не мог не рассмеяться.
— Ешь по-моему, или снова будешь голодать, — сказал я, отступая на шаг.
— Подожди! — ее взгляд был обращен на еду, а гордость испарилась перед лицом голода.
Я жестоко ухмыльнулся ей, когда снова произнёс условие.
— Тогда открой рот, милая.
Слоан еще мгновение смотрела на меня, прежде чем открыть рот.
Я подошел ближе, глядя на нее, стоящую на коленях в моей футболке, с жадно приоткрытыми пухлыми губами, и мой член дернулся от мыслей, которые я действительно не хотел связывать с Калабрези. Но, черт возьми, она выглядела так горячо. Мои пальцы покалывало от желания схватить ее за волосы и вогнать всю длину в ее рот.
Я прогнал эти мысли с раздраженным ворчанием и сунул тост между ее губ. Она сделала дикий укус, и я порадовался, что это был не мой член, и продолжил кормить ее, возвышаясь над ней.
Когда она съела последний кусочек, я протянул руку и провел большим пальцем по ее полным губам, стряхивая с них крошки и наслаждаясь их ощущением на моей коже. Черт, с этой девчонкой будут проблемы, если я позволю себе и дальше так о ней думать.
— Увидимся во время обеда, — сказал я, ставя бутылку с водой рядом с ней и отворачиваясь.
— Нет! П-пожалуйста! — крикнула она мне вдогонку, и отчаянный тон ее голоса наполнил меня искривленным удовлетворением.
— Что? — спросил я, оглядываясь на нее с таким же интересом, как если бы я читал свой гороскоп.
— Ты н-не можешь оставить м-меня внизу, з-здесь. Я с-собираюсь з-замёрзнуть.
Она снова посмотрела на меня своими большими глазами, и какой-то лживый маленький укол глубоко внутри меня неуютно извивался от отчаяния в ее взгляде. Я отмахнулся от этого и осмотрелся вокруг, холодные и сырые окрестности, как будто я не мог понять, в чем проблема.
— Что ж, постарайся этого не делать, — небрежно сказал я. — Если ты умрешь до того, как мы будем готовы, от тебя теперь не будет толку шантажировать папу, не так ли?
Ее губы приоткрылись от ужаса, когда я повернулся и побежал вверх по лестнице, снова выключив свет и погрузив ее во тьму.
Мягкий всхлип страха донесся до меня как раз перед тем, как я закрыл дверь, и этот сочувствующий мудак, которого я думал, что только что убил, снова поднял свою разбитую голову.
Чёрт возьми.
Я вернулся в гостиную и обнаружил, что Фрэнки и Энцо завтракают у камина.
— Что случилось, брателло? — спросил Фрэнки, когда я зашел в комнату и встал перед камином, чтобы согреться. Холод подвала прилип ко мне, как прикосновение замерзших пальцев, а я пробыл там всего десять минут.
— Наша пленница умрет, если мы оставим ее в этом чертовом подвале, — мрачно сказал я. — Не удивлюсь, если у нее уже переохлаждение.
— Дерьмо, — ответил Фрэнки, ставя кофе на стол.
— Хорошо, — вмешался Энцо. — Она все равно обуза. Я говорю, что мы позволим ей умереть, а затем бросим ее в лес на съедение волкам… после того, как мы отрежем палец ее папе, конечно.
— Прекрати это дерьмо с пальцами, — рявкнул я. — Но если мы не придумаем для нее в ближайшее время альтернативный план, они все равно могут отморозиться.
— Что ж, тогда ей придется подняться в дом, — сказал Фрэнки так, будто это было чертовски просто.
— Мы никак не можем держать ее в доме взаперти, в каждой комнате есть окна со старыми дерьмовыми защелками. Она сбежит, как только мы заснем, — сказал
